Бывает, что несчастья влекут за собой удивительно счастливые последствия. Книга «В постели с бактериями» стала радугой после грозы, прогремевшей над нашей семьей в январе 2015 года, когда для нас с мужем в реальности воплотился кошмар любого родителя. Мы собрались на день рождения, вышли из дома, наш семилетний сын Нейт отпустил мою руку, бросился через дорогу, и его сбила проезжавшая в тот момент мимо машина.
Помню, как под ней оказались его ножки и как по улице эхом разносился его крик. Я же не могла выдавить из себя ни звука. Это не мой сын там лежал, а пострадавший, которому нужно было оказать помощь. Я подбежала к нему и молча начала выполнять действия, предусмотренные протоколом осмотра пострадавшего, заученные наизусть во время учебы: свободны ли дыхательные пути пациента, дышит ли он, есть ли у него пульс? У Нейта была разбита голова и вывернута нога, но он кричал, и от этого, как ни странно, становилось легче – значит, он дышит, находится в сознании и отчетливо понимает, что ему больно.
Нас с Нейтом на «скорой» отвезли в детскую больницу имени Марка Бениоффа при Университете Сан-Франциско в Окланде, где моего сына поместили в детскую палату интенсивной терапии; на следующее утро ему должны были сделать операцию на сломанном бедре. Поскольку у Нейта также был перелом кости черепа, медсестры каждые два часа проверяли его неврологический статус. Не стоило – ведь я за всю ночь глаз не сомкнула; чувство вины за случившееся отгоняло сон.
Не было еще семи часов утра, когда на обходе к нам заглянули четверо нейрохирургов. Один из них начал задавать Нейту вопросы, чтобы определить его психическое состояние, – как его зовут, сколько ему лет, в каком классе он учится. Потом хирург посмотрел на меня: «Мама, я так понял, вы доктор?»
Я даже не успела ответить, а Нейт уже выпалил: «Да, доктор». И ни с того ни с сего добавил: «У вас герпес был? Спросите маму – она про это все знает». Я покачала головой, закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях. Бригада хирургов захихикала. Задававший вопросы хирург поднял брови, посмотрел на меня и сказал: «Что ж, похоже, неврологических проблем нет».
За несколько недель до того, как угодить под машину, Нейт понял, чем я занимаюсь. Я не просто врач, я – специалист по инфекциям, передающимся половым путем (ИППП). До того, как его привезли в больницу, он никому не рассказывал о моей профессии, но вскоре понял, что стоит лишь упомянуть о моей специализации – и любой собеседник сконфузится, чем он и собирался пользоваться при каждом удобном случае.
За время пребывания в больнице Нейт успел поговорить с медсестрами палаты интенсивной терапии о ВИЧ, с хирургом педиатрического отделения – о сифилисе, а с больничным капелланом – о хламидиозе, чем немало меня расстроил. Позже я узнала, что такое поведение вполне типично для детей моих коллег. Темой своего сочинения на приемных экзаменах в колледж дочь моей начальницы выбрала сифилис, а молочницу – как тему беседы за ужином на шаббат, а сын заявил родителям друга, что его мама «работает в секс-индустрии». На самом деле она возглавляет департамент по профилактике ЗППП в Центрах по контролю и профилактике заболеваний США – да, почти то же самое. [1]
Пока я наблюдала за шалостями сына, мысли в моей голове, как семена, начали прорастать. Восемь лет назад я окончила ординатуру и до 2015 года, когда Нейт попал в больницу, работала в сфере здравоохранения и исследований ИППП. С 2000 года наблюдался подъем заболеваемости таких ИППП, как сифилис, гонорея и хламидиоз, а инфекции вроде вируса папилломы человека (ВПЧ) были распространены настолько широко, что практически каждый живущий половой жизнью человек в какой-то момент оказывался их носителем.
Несмотря на общераспространенность ИППП, оказалось, что даже медицинские работники не горят желанием обсуждать эту тему. Для большинства из нас заниматься сексом проще, чем говорить о нем, не считая его неприятных последствий, при этом мой собственный сын и дети моих коллег не испытывали никаких трудностей, обсуждая тему секса и ИППП. Они привыкли говорить об этом еще до того, как с возрастом поняли, что другим людям неудобно обсуждать эту тему.
Дежуря у сына в больнице, я задалась вопросом: можно ли помочь людям и сделать так, чтобы им стало проще обсуждать ИППП? Я понимала, что чрезмерно амбициозной тут быть нельзя. Многие люди с трудом находят слова, чтобы поговорить об ИППП даже со своими половыми партнерами, поэтому я не жду, что они начнут обсуждать эту тему с почтальоном или баристой в ближайшем кафе. И все же если мне удастся вызвать интерес к диалогу на эту тему у широкой общественности, возможно, эти вездесущие инфекции перестанут быть позорным клеймом.
Когда через четыре дня сына выписали из больницы, у меня уже сложился план: я напишу книгу, которая объединит в себе интересное повествование, научный подход и юмор, открыв малоизвестные подробности разнообразных ИППП. Я представляла себе, что людям понравятся мои истории, они перестанут брезгливо морщить нос при упоминании этой темы и она увлечет их.
Если бы мой сын не попал в больницу, я бы, как здравомыслящий человек, дождалась, когда дети окончат колледж, и тогда бы взялась за книгу. Начинать работу, когда один ребенок болеет, а другой – еще совсем маленький, я бы не стала, но ничто так не способствует размышлениям о будущем, как небольшая травма. Это происшествие с сыном, а также недавние роды, во время которых я чуть не умерла, заставили задуматься о том, не преследует ли меня карма за ошибки, допущенные в прошлом. Вот я и решила начать книгу, пока гром снова не грянул.
