2001 год
По аллее кладбища в сторону выхода шла старуха, одетая в серый дождевик и серую шляпу. В руках она держала ведро с садовыми граблями и канистру из-под воды.
Перебирая глазами памятники, старуха заметила трехлетнюю девочку, сидевшую на скамье вблизи старинного склепа. Она замедлила шаг, пошарила глазами, но больше никого не увидела.
– Ты почему одна?
– Мама велела ждать ее здесь, – ответила девочка.
– Она где-то рядом?
Девочка повторила:
– Мама велела ждать ее здесь.
Старуха покачала головой и нерешительно огляделась, переступила с ноги на ногу, снова покачала головой и захромала дальше.
Обняв плюшевого медвежонка, девочка посмотрела вверх, там ветерок перебирал промокшие листья и стряхивал остатки дождя. Сквозь кроны деревьев едва проглядывало бледное осеннее небо.
Прошло больше часа. Девочка все так же сидела на скамейке у склепа, когда ее окликнул рабочий в кладбищенской спецовке:
– Ты что здесь делаешь?
Девочка повторила все ту же фразу:
– Мама велела ждать ее здесь.
– А где твоя мама? – Рабочий огляделся. – Кладбище уже закрывается.
– Мама велела ждать ее здесь, – твердо сказала девочка.
Рабочий потоптался на месте и вскоре ушел.
Часа через два стемнело и сильно похолодало, но девочка продолжала ждать на скамейке. Наконец в темноте между могильными памятниками засветлел женский силуэт.
Приблизившись к склепу, женщина протянула руку:
– Идем…
Девочка подняла глаза, прижала к себе медвежонка и с испугом спросила:
– А где моя мама?
– Ну кто там еще? – Полковник Савельев поднял глаза, увидел Стерхову и разрешил: – Заходи!
Она вошла в кабинет и закрыла дверь.
– Вызывали?
– Да.
– Заявление подпишите.
Савельев забрал у нее документ и, не читая, спросил:
– В отпуск?
– Согласно утвержденному графику.
– Куда собралась?
– На Черноморское побережье.
– Апрель, вроде рано…
– Не люблю, когда на пляже много народа.
– В апреле там еще не купаются. – Савельев выдвинул ящик и швырнул в него заявление.
Проследив за ним взглядом, Анна удивленно спросила:
– Юрий Алексеевич, что вы делаете?
– Садись, есть разговор.
Она села, и Савельев, не поднимая глаз, продолжил:
– У меня к тебе дело.
– Ясно. – Стерхова обреченно кивнула. – Отпуск отменяется.
– Давай формулировать иначе: он переносится. Поедешь на море в мае, а еще лучше – летом.
– Но я собиралась закончить книгу. Два месяца не могу дописать.
– Ты прежде всего следователь и только потом – писатель.
– Не люблю это слово, оно ко многому обязывает. Автор детективных романов звучит скромнее, – проговорила она и спросила: – Что-нибудь случилось?
Полковник виновато кивнул:
– Сегодня едешь в Урутин.
– Впервые о нем слышу, – сказала Анна.
– Военный город с оборонными производствами. С недавнего времени сильно расстроился. И, кстати, Урутин – моя родина.
– Я этого не знала.
– Откуда тебе знать… – Немного помолчав, Савельев продолжил: – Разумеется, ты можешь отказаться, и я подпишу заявление.
Помедлив секунду, Анна решила его выслушать.
– Сначала объясните.
– Считай, что это моя личная просьба. Если не вмешаться, может случиться беда.
Наконец она догадалась:
– С кем-то из ваших родственников?
– Да. – Савельев поднялся с кресла и, сунув руки в карманы, заходил по кабинету: – Многого рассказать не могу. У меня пристрастное видение ситуации. Если вмешаюсь, то вольно или невольно повлияю на ход расследования.
– Понятно. Вам нужна объективность, – кивнула Анна.
– Дело давнее – две тысячи первый год, вполне попадает под нашу юрисдикцию, но доверить его могу только тебе.
– Дайте хотя бы вводную информацию.
– Ну хорошо. – Савельев сел на место, сцепил руки в замок и положил их на стол. – Двадцать лет назад машина моего брата упала с моста в реку. С ним были его жена и дочь.
– Все трое погибли? – спросила Анна.
– Брат потерял сознание и захлебнулся. Жена и дочка выбрались из машины, но в том месте, под мостом, глубоко. Да и вода осенью в Уруте холодная…
– Их нашли?
– Искали, но тела унесло течением. По крайней мере, все так решили.
За последней фразой Савельева крылась какая-то недоговоренность.
Анна осторожно спросила:
– С тех пор что-нибудь изменилось?
– Две недели назад в лесу, недалеко от моста, нашли фрагменты скелета. Останки идентифицировали – оказалось, что они принадлежат жене моего брата.
Услышав это, Анна удивленно вскинула брови:
– Я что-то не понимаю…
– Я тоже, – сказал Савельев. – В следственном отделе Урутина хотят повесить двойное убийство на брата. По принципу – работать неохота, а мертвые сраму не имут. Официальная версия такова: поссорился с женой, застрелил из пистолета ее и дочь, после чего напился и покончил с собой, съехав в реку.
– У меня возникла пара вопросов…
Не дав ей договорить, Савельев посмотрел на часы:
– До поезда – час сорок пять…
– Откуда у вашего брата взялось оружие?
– Он был военным врачом. – Он постучал ногтем по циферблату: – Ты опоздаешь на поезд.
– Хотите сохранить его честное имя?
Полковник помотал головой:
– Нет. Не только… Родители не переживут, если Виктора обвинят в убийстве. Они, слава богу, еще живы.
– Кто едет со мной? – уточнила Анна.
– Доверяю только тебе, – с нажимом повторил Савельев.
Она вздохнула и поднялась со стула.
– Значит, еду одна.
– Командировка уже оформлена, документы у секретаря. Там же контакты моих урутинских родственников. Родителей не тревожь. Если понадобится, лучше поговори с сестрой. – Полковник Савельев встал и протянул Стерховой руку: – Ну, с богом! Я на тебя надеюсь.
Отпуск рухнул в тартарары, и с этим предстояло смириться. Совсем не таким Анна представляла себе апрель.
Дома, закидывая вещи в дорожную сумку, она поймала себя на мысли, что в разговоре шеф во многом лукавил. Вопреки всему сказанному, Савельеву хотелось конкретного результата, которого она гарантировать не могла. В этом заключалась уязвимость и непредсказуемость ее положения.
На вокзал Стерхова приехала за десять минут до отправления поезда и уже шагала по перрону, когда позвонила мать:
– Во сколько ты вернешься домой?
– Я уезжаю в командировку.
– Куда на это раз?
– Город Урутин.
– Не надоело тебе мотаться? – вздохнула мать.
