Аристократы деревни Дворнягино
Моросил заунывный и холодный октябрьский дождь…
Деревенька Дворнягино, с одной стороны прижатая соломенными крышами амбаров к голым суглинистым полям, а огородами сползшая в хиленький ручей, запиралась на зиму сама в себе наглухо. Только жидкий дым из худых печных труб да тусклый свет в грязных, подслеповатых окошках напоминали о людях, ещё живущих здесь.
Барский дом, стоящий на пригорке в окружении вековых лип, в результате пролетарской революции и последовавшего за ней обобществления давно опустел. Во всех смыслах. Под натиском стихий он лишь покорно прогибался худой крышей и осыпался крошками упрямого кирпича.
Колхозники давно растащили из усадьбы по дворам всё, что можно было увезти на телегах и отволочить волоком. Дворы их, однако, краше от этого не стали, а вот барский дом в результате набегов теперь выглядел как единственный гнилой зуб в широко улыбающемся рту старой крестьянки.
Корреспондент областной газеты «Знамя труда» Иван Борзов, долговязый очкарик с пронзительным взглядом, прибыл в Дворнягино по заданию редакции с целью описать достижения колхозников в только что завершённом аграрном году.
Газик председателя колхоза, любезно подбросивший журналиста от железнодорожной станции в деревню, взвыв от натуги, выбросил залп грязи из-под задних колёс и, мотаясь по колеям, как пьяный мужик, укатил куда-то дальше.
Борзов приложил ладонь к пылавшей с утра от жара голове, брезгливо, двумя холёными пальцами, счистил с галифе и кожаной куртки то, что набросал на прощание автомобиль, и осмотрелся…
Налево, чуть поодаль, кривилась улица с увязшими по пояс в земле бревенчатыми домами. На пригорке справа, за каменной аркой, вытянулся ещё один, двухэтажный, старого кирпича, с пустыми глазницами окон.
А прямо перед ним шевелила клочками облупившейся краски контора, бывшая когда-то флигелем, где жил выписанный из столицы агроном. Со слеги над крыльцом конторы понуро и покорно свисал подмокший кумач.
Иван решительно перепрыгнул через лужу и двинулся по направлению ко входу. Но перед самым порогом вдруг, как под гипнозом, посмотрел ещё раз направо, на барский дом, да так и застыл на ступеньке с полусогнутой ногой.
Из широкого проёма, служившего когда-то парадным входом для господ, на него внимательно смотрели печальные глаза худой до невозможности, сидящей на задних лапах собаки. Надо полагать, собака была очень крупной, поскольку даже сидя, она возвышалась над полом не меньше чем на метр. Но более всего поразил Ивана взгляд собаки: гордый и в то же время какой-то обречённый…
– Эт он вас, дорогой товарищ карриспиндент, изучат! – с готовностью пояснил Ивану широкоплечий луноликий мужик в синей телогрейке, вышедший покурить на крыльцо конторы. – Вы ведь карриспиндент, так?
– Иван Борзов, газета «Знамя труда»!
– Иван Дормидонтыч, председатель колхозу! – ответил мужик, выпуская густой клуб дыма уголком рта в сторону. – Щас вот докурю, и разместим вас на постой, лады?
– Как будет угодно, – согласился Иван. – Только, может, для начала я задам несколько вопросов?
