Сегодня ночью ей снова вырвали язык. Снова запах раскалённого метала плоскоубцев и вонючего обгоревшего пластика. Тот вояка держал плоскогубцы в костре, пока пластиковые ручки не оплавивились, оголив полностью раскалённые железки.
Лотта снова была там. Снова вопила от страха. Её держали трое человек. Резкими движениями она пыталась вырваться, хоть в какой-то момент казалось, что уже нет сил совсем.
Всё-таки страх заставляет человека быть сильнее.
Ей раздвинули челюсти, надавив на уголки рта. Она чувствовала, как грязные грубые перчатки сдирают ей кожу. Давили так сильно, что казалось, будто ещё чуть-чуть и плоть под нежной кожей треснет – улыбка станет гораздо шире. Как у того злобного клоуна из комиксов. Лотта почувствовала вкус крови.
Но её глаза были прикованы только к плоскогубцам.
Главный отряда выхватил их из огня, обернув какой-то тряпкой, чтобы обезопасить себя от ожогов (какая осторожность, вашу мать).
Мгновение. Ещё. Ещё.
Губы превыми почувствовали жар, который поднесли к её лицу. А затем…
Она ощутила, как плоскогубцы обхватили основание языка – металл был таким горячим, что невозможно было терпеть. Она кричала, она билась в конвульсиях беспомощности, она обмочилась.
Она пыталась вырваться, но руки извергов в форме держали её. Отвратительные, убогие люди, которым нравилось наблюдать за её мучениями.
Только когда она почувствовала, что её тошнит, а из носа брызжит рвота, она очнулась.
Всё это было «до».
Сейчас ничего такого с ней не происходит. Тогда её тошнило, тогда она испытала самый большой страх, который может испытать человек.
Сейчас же она в безопасности. Да, волны гражданской войны снова обивают порог её нового дома, но зато сейчас у неё есть Сила. Больше никогда и никому она не позволит сделать с собой подобное.
Тот вояка, который боялся обжечься, в полной мере ощутил боль от ожогов. Все, кто был тогда с ней, держал и пытал её в том подвале, все они поплатились.
Но всё равно липкое беспокойство охватило её. Она не могла избавиться от ощущения, что ей грозит опасность. В абсолютной темноте, которой она добивалась с помощью блэкаут-штор, мерещились фигуры одетых в оборванные лохомотья солдат.
– Успокойся, успокойся, – шептала она себе вырисовывая указательным пальцем успокоительный знак у себя на сердце.
Кажется, это была одна из первых сигн, которые она создала и та действительно сработала. И до сих пор работает.
Сердце перестало биться так натужно и стало возвращаться в привычное состояние.
Вдох. Ещё вдох. Выдох. Суетливое волнение отступило, оставив место для взвешеной настороженности. Страх – не просто страх. Это всегда предчувствие. Во всяком случае – если боится она, Лотта.
Она выкатилась из постели, чтоб найти то место, откуда может прийти опасность. Она хромала и прижимала одну руку к животу – разогнуть её не получалось.
«Они придут, они обязательно придут», – думала Лотта. Вчера, когда она разрывала очередных врагов на куски, было спокойнее, казалось, что она заканчивает всё, что могло ей помешать жить спокойно. Но у гидры тысяча голов.
В первую очередь нужно было проверить окна. Лотта отодвинула одну из штор, и немедленно ей в глаза ударил яркий солнечный луч.
«Чёрт!»
Был конец лета и солнце ещё вставало рано и светило под самыми непрятными для её глаз углами. В отличие от глаз обычного человека, сетчатка её глаз воспринимала гораздо больший диапазон яркости. За десять лет она так к этому и не привыкла.
Ночь – её любимое время суток. Однажды она даже уезжала за полярный круг зимой, лишь бы вокруг всегда царила тьма. Но холод её добил. Ей не нравится холод. А все эксперименты с сигнами огня и тепла для неё всё время заканчиваются неприятно.
Она отползла от окна. На прикроватной тумбочке нащупала тёмные очки, надела. Распахнула шторы, уже не боясь увидеть свет. Окна были затянуты в узоры чёрных сигн. Солнце пробивалось сквозь них замысловатой вязью и ложилось округлыми пятнами на тело Лотты, заставляя её кожу покрываться мельчайшими мурашками от наслаждения.
Обнаженное тело самой Лотты, как и оконное стекло, было изрисовано замысловатыми знаками. Каждый из этих знаков Лотта подсмотрела у мира и научилась использовать. Благодаря им она чувствовала себя защищенной. Никакая одежда, никакое жилище сами по себе не обесечат её тем чувством безопасности, какое дают эти знаки.
Её дом стал для неё продолжением собственного «я» уже давно. Сигны для обороны жилища она собирала не один год. Каждый придуман через боль, страдания и опыты. Дом-крепость – звучит банально, но её дом был действительно таким. Крепостью, бункером. Ей казалось, что здесь она сможет выдержать хоть цунами, хоть 10-бальное землетрясение, хоть прямое попадание ядерной бомбы и апокалипсис.
Она жила на 6 этаже, в доме из прочного красного кирпича. Из её окон далеко проглядывался город, чтобы она всегда могла видеть, кто приближается к ней. Все жители дома давно стали её марионетками – послушными существами, которых она в любой момент сможет мобилизовать на сражение с любым врагом. Да, они оставались обычными людьми. Но они были – её людьми. Их разум прогнил, а сердца почернели. Таковы большинство людей. Те немногие добрые и светлые давно сбежали из дома красного кирпича.
Почему же она чувствует опасность?
Лотта посмотрелан на свою изуродованную, изломанную в нескольких местах и неумело зашитую, правую руку. Определенно, ублажать себя этой рукой она не сможет ещё несколько недель – с жалостью подумалось Лотте.
Дополняла образ её уродства огромная рваная и так же неумело заштопанная рана на правой икре. Всё это были отметины её вчерашней безумной ночи. Вдобавок к этому сильнейшая головная боль, как будто кто-то забивал её головой гвозди в бетон.
Хотя прошлой ночью она несколько раз знатно приложилась головой, причина всё-таки была другая. Головная боль – это плата за Силу.
Видимо, в этом были причины её чувств. Тело ощущало свою беспомощность. До того уровня формы, на котором она оказалась вчера, ей не прийти ещё несколько месяцев. Поэтому она чувстует себя уязвимой. Придётся всё это время сидеть в раковине своего дома, лишь изредко выглядывая из неё, подобно маленькому раку-отшельнику.
Вот если бы она научилась лечить свою плоть! Но все попытки оказались тщетны. Материя жизни была для неё пока что за гранью понимания и экспериментов.
Спокойствие. Безразличие. Небо. Течение времени. Водопад. Облака. Песок сахары. Синева. Снежинки. Прах.
Слова сами возникали в её сознании всё время. Она перебирала их. В её воображении это были не просто слова, то были образы с неясными очертаниями. Семантика слова воспринималась ею как некое облако.
