Тото снился самый приятный сон в её жизни. В этом сне присутствовала огромная пицца пепперони, целое ведро спагетти со сливочным сыром, а на десерт – гигантское пирожное тирамису, в которое можно было закопаться всей мохнатой мордочкой. И тут её ОЧЕНЬ ГРУБО вернули из сладкого сна в холодную лондонскую ночь.
БАХ, БА-БАХ и даже БАХ-БАРАБАХ и близко не передают, какой ужасный грохот прокатился по обычно столь тихой городской улице. Эта ночь была из тех, когда и вы, и я лежали бы у себя в постелях, завернувшись в несколько одеял и подсунув под ноги грелку. Такой ночью ни одно разумное существо не вздумает выйти наружу, пока за окном не встанет неторопливое зимнее солнце, сделав новый день мало-мальски приемлемым.
Но это всё относится к людям. Чего уж говорить О КОШКАХ! Ни одна кошка на земле не согласилась бы ни за какие блага вылезти из тёплой постели в такую холодрыгу. Приличное кошачье общество немедленно отвергло бы навеки такого безумца! НЕТ, НЕТ и ещё раз НЕТ. «Оставьте эту суету крысам и лисам, – сказало бы большинство кошек. – Покрепче зажмурьтесь, свернитесь в клубок, и увидимся завтра утром. Не раньше, ох, половины двенадцатого…»
Именно поэтому Тото так рассердилась и только чуть-чуть испугалась, когда ВСЕМОГУЩИЙ ГРОХОТ раздался откуда-то с улицы, со стороны помойки.
Тото повернулась к Маме и Папе. «Они ведь быстро разберутся с этой проблемой, да?» – подумала она. Но они продолжали спать, даже не шелохнулись.
«Возмутительно, – подумала Тото. – Кто здесь кошка, а кто человек? Это же наше дело – спать сутки напролёт, а ваше – кормить нас, гладить, окружать вниманием, развлекать, расчесывать, распахивать перед нами двери, открывать для нас краны с водой, массировать нам лапки, и, что самое главное… НЕМЕДЛЕННО ПРОСЫПАТЬСЯ, КОГДА СНАРУЖИ ШУМИТ КТО-ТО СТРАШНЫЙ! Это ведь честно и справедливо… Короче говоря, это НАШЕ, кошачье дело – быть сонями!»
Она оглянулась на своего брата Сильвера. У него была серебристо-серая шёрстка, а ещё большой пушистый хвост и белые «носочки» на лапах.
Сама Тото, в отличие от брата, представляла собой комок чёрно-серо-коричневого меха. Особенно пушистой она становилась к зиме, когда шубка её делалась совсем густой. Вокруг шеи у неё был пышный воротник, с которым она отлично смотрелась бы при английском дворе времён королевы Елизаветы. Хотя родилась она вовсе не в елизаветинской Англии, а в области под названием Апулия, на самом каблуке итальянского сапога. Они с Сильвером раньше были бродячими кошками и прибыли в Лондон всего три недели назад, когда их подобрали и увезли к себе домой двое добрых людей, которых они теперь называли Мамочкой и Папочкой. Или, как по-итальянски сказала бы Тото, Мамма и Папа. Эти самые люди сейчас лежали у себя в постели и дружно посапывали.
– Сильвер, – прошептала Тото. – ЭЙ, СИЛЬВЕР! Ты что, не слышал? Там снаружи что-то загремело, думаю, это возле помойных баков… НАШИХ ПОМОЙНЫХ БАКОВ!
– Ничего я не слышал, – отозвался Сильвер, потягиваясь и зевая.
– Конечно же, слышал, врунишка, ты ведь тоже не спишь. Слушай, теперь это наш дом, а значит – наша территория и наше дело. Нужно пойти и разобраться, что там происходит.
– О’кей, хорошо. Что-то я слышал, но это наверняка лисы! Ты же знаешь, какие они тут огромные? Совсем не как деревенские, к которым мы привыкли в Италии. Местные лисы злые. И очень страшные! Давай-ка останемся здесь и подождём, пока всё само не утихнет.
– ТЫ ТРУСИШЬ! – воскликнула Тото.
– Гм, м-м… Ну нет. Просто ночь такая холодная, а кошачью дверцу так трудно открывать, и к тому же… Ладно, ты права, признаю. Я немножко трушу. Самую малость. Сама подумай, Тото, мы новички в этой стране, мы здесь всего три недели, только начали учиться здешним обычаям… Тут так холодно, а у нас, итальянцев, горячая кровь, нам нужно больше тепла. И вот теперь меня разбудил какой-то неизвестный страшный шум, а ты хочешь, чтобы я встал с постели и пошёл разбираться. Почему бы тебе не сделать это САМОЙ?
– Сильвер, в одиночку мне это будет трудновато. Я же ничего не вижу, ты забыл?
Тото говорила правду. Она действительно была слепа, как крот, причём с самого рождения.
Хотя, честно признаться, это была не вся правда. Во-первых, Тото однажды познакомилась с садовым кротом в деревне, и, хотя у них не было времени как следует поболтать, он пробормотал что-то про вкусных червяков и поскорее закопался в землю – ей показалось, что не так уж он и слеп. А во‐вторых, на самом деле Тото кое-что видела. По крайней мере у себя под самым носом. А вот предметы вдали расплывались, и она могла различать только тёмные и светлые пятна. Однако Тото узнавала людей (таких как Мамма и Папа), кошек (таких как её брат), птиц (таких вкусных на вид!) – и практически всё, что двигалось. Но ей всегда нравилось, когда Сильвер был рядом. Ну да, иногда он делался невыносимым, дразнил её… Но, как большинство старших братьев, он всегда оставался ей верным другом и ужасно её любил, хотя и ни за что не признался бы в этом.
– Да, сестрёнка, я знаю, что ты слепая, – согласился Сильвер. – Но ещё я знаю, что ты ниндзя.
А вот на этот раз Сильвер говорил правду. Тото в самом деле была одной из самых знаменитых кошек-ниндзя на свете, членом тайного кошачьего ниндзя-общества. Своему искусству она научилась ещё котёнком у итальянского наставника – старого корабельного кота по имени Вентура, который овладел секретами мастерства под руководством сэнсэя из Японии, а тот – у своего наставника, и традиция ниндзя брала начало в глубине веков. В общем, да, Сильвер был совершенно прав. Тото была более чем способна сама о себе позаботиться.
– Ладно, – сказала Тото. – Давай спустимся вместе. У тебя есть глаза…
– И шарм, – добавил Сильвер.
– Ладно, и шарм, – со вздохом согласилась Тото. – А у меня…
– Твои смертоносные ниндзя-приёмы, – закончил Сильвер.
– Договорились, – сказала Тото.
– РЕШЕНО, – сказал Сильвер.
Сильвер не солгал – даже для ниндзя открыть кошачью дверцу было делом нелёгким. Почему бы Мамме и Папе просто не оставлять входную дверь открытой? Тото и Сильвер выросли в оливковой роще, так что наука о человеческих дверях и кошачьих дверцах пока нелегко им давалась. Но когда они наконец выбрались наружу, дальше всё пошло просто: короткая пробежка по саду, прыжок через ограду, и вот они уже на месте, перед домом, где стояли помойные баки.