Видения или сказки про то,
как я был…
Как я был пассажиром
или Трамвай «Дружба»
…Может, кто-то нуждался в моей помощи. Может, я в чьей-то. Не знаю, не помню. В любом случае, нужно было спешить. Я спешил, и ноги мои были сбиты в кровь.
И вот я в трамвае, и трамвай этот тронулся. Значит, я уже еду, мои ноги отдохнут, а мозоли подсохнут. Значит, я буду там, где нужно. Значит, я успею. И это хорошо.
Но здесь радость движения по рельсам начала затухать, а скоро и совсем исчезла. Подозрение появилось, и с ужасом оправдалось. Я вдруг резко и сразу осознал, что я пуст. Да, пуст грубо и материально. Я стал шарить себя по карманам. Ничто не шуршало и не звенело. Денег не было. А контроллер приближался. Медленно, тягуче и неотвратимо, откуда-то из головы вагона…
Но я пока еще был богат морально. А может, даже и духовно. И, осознавая это, я решился на рискованное.
– Послушайте! – зычно воскликнул я, обращаясь вглубь трамвая, – Пассажиры! Люди! Братья! Извините, что я к вам обращаюсь! Я, конечно, человек не здешний! Но не могли бы вы – все – скинуться мне на проезд? Очень надо, поверьте! Мне просто очень нужно доехать. Быстро. Ведь пойди я пешком – все ноги бы стер. А мозоли, знаете ли, замедляют темп движения…
И тут произошло Чудо.
В трамвае обозначились Деньги.
Они зашуршали и зазвенели.
Все пассажиры, глядя на меня с уважением и сожалением, начали скидываться в шапку, которую вручили старичку-контроллеру. Подойдя ко мне, он со слезами на глазах произнес:
– Дружба! Как это прекрасно…
Я кивнул в знак согласия. И увидел, что вместе с билетом контроллер протягивает мне исписанный лист бумаги.
– Что это?
– Письмо Ивану Ивановичу! Он – мой друг! – воскликнул контроллер, – Передайте ему по адресу: Оренбург, улица Дружбы, дом 7, квартира 15.
– Мне выходить через две … – заикнулся я, – Мне бы побыстрее и туда, куда мне нужно. А мои мозоли…
– Послушайте! – возвысил голос контроллер, – Все посетители этого трамвая сегодня – ваши друзья! Они за вас скинулись. А значит и вы – их друг! Наш друг, хотел я сказать!
– Да, Вы – наш друг! – подхватила тетя, сидящая у окна, – Вы – голубь мира! И посланник дружбы! Или посланец? Ну, не важно. Вот, возьмите!
С этими словами она протянула мне увесистую на вид сумку, которую распирало изнутри чем-то угловатым.
– Огурчики! – объяснила тетя, – В томатном соке. Моей подруге. Кате. Она их любит. Огурчики. Во Владивосток. Адресок я вам сейчас черкну…
…И вот я в поезде. В руках у меня – баул с письмами для друзей пассажиров. А три носильщика сзади тащат баулы с огурчиками, помидорчиками, колбаской и… Дружба – великая вещь. Чего не сделаешь ради друзей!
Я стал шарить себя по карманам. Билета не было. А проводник приближался. Медленно, тягуче и неотвратимо, откуда-то из головы состава.
…Не знаю, не помню. Может, кто-то нуждался в моей помощи. Может, я в чьей-то…
Как я был разведчиком
или уроки немецкого
Наконец-то это случилось! Я – выдающийся советский разведчик И.М.П… нко – проник в Волчье Логово. Сейчас я нахожусь в самом сердце врага, и от самого Гитлера меня отделяет каких-то 3—4 метра.
А Гитлер сегодня в ударе. Он прижимает локти к груди, энергично сжимает кулаки и тут же воздевает руки к небу. Капельки его слюны то и дело брызжут на громадную карту генштаба, расстеленную на длинном столе. Он кричит о наступлении армий группы «Юг» на Кавказ. Вокруг собрались почти что все видные нацисты. Вот тучный Геринг задумчиво и согласно кивает головой. Вот что-то сосредоточенно записывает в блокнот Геббельс, наклонив свой гладкий, громадный череп. А вот и я, просто внимательно слушаю. Как много мне сегодня нужно узнать! Как много информации нужно передать в центр! Одна беда: я совершенно не знаю немецкого языка.
«Und der nichtmitdem und der velkoven zungzviden!» – завершает свою речь Гитлер, упирает руки в бока и, посматривая вокруг, удовлетворенно и самодовольно кивает головой.
Вокруг царит благоговейное молчание. Но тут беру слово я.
«Как?!» – спрашиваю, – «Повтори, Адольф, как ты сказал?»
Легкий шум пробегает по бункеру. Все присутствующие недоуменно оглядываются на меня.
«Und der nichtmitdem und der velkoven zungzviden…» – растерянно и уже безо всякого энтузиазма повторяет Гитлер, настороженно глядя на меня.
«Нет!» – говорю я, – «Не так! Не так надо! Nichtmitdem… Понимаешь? Nichtmitdem! На первом cлоге ударение, не на втором! Nichtmitdem! Nichtmitdem!» – и я повторяю это слово, делая правильное ударение, несколько раз, чтобы лучше запомнилось.
Гитлер завороженно смотрит на меня, машинально кивая головой. На губах его выступает пена.
«Повтори!» – я, наконец, завершаю свою лекцию.
«Und der nichtmitdem und der velkoven zungzviden …", – послушно повторяет Гитлер, делая ударение на первом слоге.
«Да», – говорю я, – «Хорошо! Именно так…»
«Да и у всех вас, господа», – я, барабаня пальцами по столу, обращаюсь к генералам, – «Беда с немецким. Просто беда. Надо что-то делать.»
Левая рука Гитлера начинает конвульсивно подергиваться.
«Мой фюрер», – я щелкаю каблуками и подаю Гитлеру пакет, – «Прошу рассмотреть проект о создании высших курсов по немецкому языку для офицеров вермахта и членов НСДАП»
…За толстой металлической дверью, которую я запер на три оборота, раздается взрыв. Из зала стенографии доносится несмолкаемый треск печатных машинок. А за окном весною дышит зелень…
Как много еще нужно успеть сделать. Как много…
Как я был обвиняемым
или закат наркомафии
Дверь распахнулась неожиданно (никакого стука я не слышал), и в мою комнату бодрым, самоуверенным шагом вошли трое. Первый – одетый в милицейскую форму – сразу встал у двери, второй – одетый по-граждански – занял позицию у окна. Третий остановился напротив меня. Одет он был также в гражданское – строгий деловой серый костюм.
– Исраилов Джебраил Ахмедович? – спрашивает меня третий.
– Где? – я с недоумением осматриваю вошедшую троицу.
– Исраилов Джебраил Ахмедович, – уже утвердительно объявляет третий, – вы…
– Кто? Я? – тут я понимаю, что произошло недоразумение, – Какой же я Исраилов, а тем более Джебраил? Вы на лицо мое посмотрите!
– Перестаньте морочить нам голову своим лицом, господин Исраилов! – устало говорит третий, – Вы арестованы!
– А может, хотя бы документы мои посмотрите? – робко спрашиваю я, – Вы же это любите … «Ваши документы, товарищ…» Или как теперь? Господин?
– Мы это любим? – вопрошает третий у второго, который стоит у окна.
– Любим, – тот согласно кивает головой.
– Показывай, – нехотя соглашается третий.
Я бросаюсь к шкафу, в котором находятся мои документы.
– Ведь какая здесь логика, – вслух рассуждаю я, лихорадочно роясь в куче различных бланков и договоров, – Какая здесь логика… Вы смотрите на мое лицо, потом – на фотографию в документе, а затем – читаете мои фамилию-имя-отчество. А они указаны рядом с фотографией. И там написано – Петренко Иван Михайлович. Это я, понимаете, я! И вовсе никакой я не Исраилов Джебраил Ахмедович! Вот!
