Женщина в снежно-белом плаще, с большим капюшоном, отделанным изящным кружевом, держа младенца на руках, вошла в двери храма, вырубленного в скале. Солнечные лучи, проникавшие сквозь множество маленьких кривых окон в потолке заливали теплым светом неровные молочно-бежевые стены, пол, выстланный розовым ониксом и скромное убранство. Посредине стоял алтарь – небольшая возвышенность из розового оникса выстланная живыми благоухающими цветами и уставленная чашами разных форм и размеров. Навстречу женщине вышли три служительницы храма.
– Здравствуй, Анна! – Радостно сказала первая, мать улыбнулась и протянула ей ребенка, та взяла младенца на руки.
– Сын! – Радостно сказала мать, женщины одобрительно улыбнулись.
– Бог выберет ему самое лучшее имя! – Заверила вторая.
– А мать вымолит великую судьбу! – Добавила третья.
– Счастливую судьбу… – Робко добавила Анна.
Женщины, шелестя юбками, направились в глубину зала, они положили младенца в деревянную колыбель, стоящую у алтаря. Зажгли свечи в аромалампах, и воздух постепенно начал наполняться, легким цитрусовым ароматом. Мать удобно уселась подле колыбели, не сводя любящих глаз со своего малыша.
– Ты подготовила оберег? – Спросила первая из служительниц, Анна сняла с шеи серебрянную цепочку, на которой висел маленький рубиновый кулон. Его форма напоминала каплю, а цвет был точно таким же, как ее глаза. Она протянула оберег женщине, та положила его в колыбель. Все три служительницы разом опустились на пол, усевшись в полукруг, взялись за руки и начали тихо шептать.
– Дай, ему имя! Имя ему… Nomen illis… Дай, ему имя! Имя ему… Nomen illis… Дай, ему имя! Имя ему… Nomen illis…
– Cinis! Пепел к пеплу, прах к праху! – Покричала одна из служительниц, подняв лицо вверх, вторая громко заявила. – Имя ему Ашэ!
– Пепел! – Едва слышно сорвалось с дрожащих губ матери, в ее рубиновых глазах застыл ужас, ребенок заплакал. Мать начала качать колыбель, по ее щекам текли безмолвные слезы. Третья из служительниц поднялась, и, взяв одну из чаш с пола, опустилась над колыбелью, обмакнула палец в вязкую жидкость и провела по лбу ребенка, оставляя красную полосу.
– Бог нарек тебя Ашэ! – Улыбнувшись, сказала она, ребенок перестал плакать. – Не бойся, Анна! – Обратилась она к матери, с той же ласковой улыбкой, и, проведя по ее щеке рукой, подняла лицо за подбородок вверх, заглянув ей в глаза. – Ашэ – хорошее имя! Ведь все не только обращается в пепел, но и рождается из него. А теперь попроси у Бога великой судьбы своему сыну! – Мягко сказала она, служительницы быстро удалились, оставив мать и младенца одних. Анна взяла ребенка на руки, начала качать его и тихо запела:
«Ашэ, мой маленький Ашэ!
Пусть Бог внимет моей мольбе!
Ашэ, мой маленький Ашэ!
Пусть судьба будет добра к тебе!
Господь, даруй ему благость и справедливость, ум, верность и честь!
Щедрость, отзывчивость и силу,
Бережливость и бескорыстие,
Усердие и миролюбие!
Пусть сердце его будет справедливое, доброе, а рука твердая
И даруй ему жизнь словно мед!
Даруй ему жизнь словно мед!
Даруй ему жизнь словно мед!
Даруй ему жизнь словно мед!»
Как заклинание снова и снова повторяла мать свою молитву, еще долго сидя у алтаря, качая свое дитя и крепко сжимая в руке оберег.
Человек, облаченный в черный плащ с капюшоном, стремительно шел по огромному коридору. Каждый его шаг гулким эхом разбивался о высокие своды пещеры, в которой находился дворец. Он с поразительной легкостью распахнул массивные резные двери из блестящего черного оникса. Вошел в приемный зал, откинул капюшон и снял черную плотную тканевую маску, скрывавшую нижнюю часть его лица.
– Ваше Высочество! – Поприветствовал он короля. Король, сидевший за столом, заваленным бумагами, утомленно взглянул на вошедшего.
– Говори! – Тихо сказал он.
– Ашэ снова исчез! – Разочарованно усмехнулся человек. – И, скрыл от нас мир, в котором он находился! – Король устало потер лоб, глаза его были красного цвета, как и у вошедшего, но в них не было ужасающего огненного блеска, они были темными и теплыми, словно огромные рубины. Из противоположного угла просторного зала послышался голос.
– Приветствую тебя, Грум! – Человек резко обернулся, Ашэ развалившись сидел на диване. Его непослушные светлые волосы причудливо торчали, воротник куртки был расстегнут, а лукавые красные глаза горели, как раскалённые угли. – Ты, все время теряешь то, что у тебя под носом! – Насмешливо добавил он, довольно смотря на потерявшего дар речи Грума. Грум, едва нашедший в себе силы сохранить самообладание, вернул свой взгляд на короля.
– Ваше Высочество, мне кажется самое время упрятать его в Темницу! – Его голос, до этого спокойный и приятный, теперь казался громовым.
– Эй, не гони коней! – Протянул Ашэ, нахально усмехнувшись, Грум закатил глаза. Король тяжело вздохнул, сложил руки перед собой на столе и уверенным голосом заявил:
– Я придумал, лучшее наказание за «шалости» Ашэ, чем его бесполезное пребывание в Темнице. – Лицо Грума дернулось от злости.
– Ваше Высочество, он – дезертир и разрушил узел, пока бездумно, играл в «домашнего эльфа» этой девчонки! – Парировал он. Король поморщил нос, и, спокойным, но ледяным тоном произнес:
– Мы не можем этого утверждать, мы так и не нашли разрушенный узел…
– Зато видели события… – Не сдержавшись, злобно кинул Грум, перебив короля. Король бросил на него гневный взгляд, Грум тут же умолк.
– Не стоит распространять домыслы! Домыслы – это дело не достойное Хранителя Миров! – Раздраженно сказал он, сжимая челюсть.
– Повинуюсь, Ваше Высочество! – Немного помедлив пробормотал Грум, и услышал за спиной надменный смешок.
– А за свой незапланированный «отпуск»! – Повысив голос продолжал король. – Ашэ сполна заплатит долг своему Королевству в отряде Охотников! – Теперь уже Грум не сдержал довольный смешок. Король строго посмотрел на него, потом перевел взгляд на Ашэ и устало, умоляюще произнес. – Прошу вас, господа капитаны, ведите себя достойно, в соответствии с вашими званиями и титулами. Никаких нарушений я не потерплю! Запру вас в одной камере! Вы на службе у Королевства, ведите себя соответственно!
Грум поспешно кивнул. Ашэ не спеша легко поднялся с дивана, направился к столу, и всё с той же надменной улыбкой, вальяжно произнес:
– Повинуюсь, Ваше Высочество! – И поклонился, что скорее выглядело, как насмешка, а не как надлежащее выказывание уважения. Это еще больше разозлило Грума, его, и без того бледное лицо, стало еще белее, а челюсти сжались крепче.
– Вы свободны! – Сухо заявил король, и уткнулся в бумаги. Оба быстро покинули приемный зал. Оказавшись в длинном коридоре, Грум остановился, а Ашэ продолжил развалисто и медленно шагать дальше.
