Первый луч солнца прорвался сквозь оборону плотного гобелена и поскакал по комнате: он скользил по гладкому, словно то зеркало, паркету, перескочив на пестрый ковер, видимо, безумно дорогой и приобретенный в восточной лавке. Не задерживаясь на затейливых узорах, луч ринулся к зеркалу, отразился в нем, ослепил на мгновение самого себя и с перепугу метнулся на стоящую рядом кровать. Это ложе было верхом роскоши: устланное нежно-розовым бельем, точеное и явно напоминающее некую антикварную редкость – раритет в своем роде: по углам его расположились бордовые фигурки в чалмах и с саблями, над ними возвышался шикарный балдахин – совершенно очевидно, что хозяева обожали восточные прелести быта.
Но луч не обратил внимания на убранство кровати, заметив на ней нечто более интересное. Раскинувшись на мягкой перине и порозовев от долгого сна, на постели лежала девушка. Она еще не проснулась, но сладкая дремота уже постепенно покидала ее веки, отпускала члены – тело делалось легким, почти воздушным.
Луч подкрался к ее лицу и пощекотал губы, она вздохнула, предчувствуя пробуждение, но лишь перевернулась на другой бок. Тогда луч вскарабкался чуть выше и заплясал на ее веках, его искры брызнули во все стороны – этого плоть уже выдержать не смогла, девушка непроизвольно прикрыла глаза рукой и…. проснулась.
Несколько секунд она не могла прийти в себя от продолжительного сна, но потом приподнялась на постели и осмотрелась. Она была здесь впервые.
Эта комната, эта кровать, гобелен – всё было ей незнакомо, никогда раньше она не была здесь, в этом роскошном доме. Она решила, что это всего лишь сон, снова откинулась на подушку и закрыла глаза. Но озорной луч не желал отпускать её, он прыгал по лицу, рукам, да к тому же сон полностью выветрился из её головки. Она опять поднялась. На ней была чужая сорочка – шелковая и удивительно белая. В её доме трудно было бы сохранить подобную белизну и свежесть. Она встала с кровати и решительно направилась к двери, надеясь выяснить, в конце концов, где она, как сюда попала, и куда подевался отец.
Как только распахнулась дверь, девушка услышала чей-то вскрик и звук падения. Она направилась на эти звуки с твердым намерением получить необходимые объяснения. Навстречу ей из правого коридора, напоминающего собой узкую дворцовую залу, вылетела юная особа в одежде горничной – в коричневом платье, светло-сером переднике и белом накрахмаленном чепчике.
– Ой, барышня, – вскрикнула она, – барышня, простите уж меня… Задремала я, совсем позабыла, что вы разбудить пораньше просили, – горничная кинулась ей в ноги и заплакала. – Я ведь легла только под утро, всё одежду чинила, котлы мыла – Тресси приболела, вот мне одной всё делать пришлось. Уж вы простите меня, не прогневайтесь.
Ираида – а именно так звали нашу знакомую – удивленно уставилась на горничную, но, решив, что та спросонья что-то путает, сразу спросила:
– Где я? – однако, девчонка продолжала лепетать:
– Я так уставать стала в последнее время, работы прибавилось – Юркина вот с Ментелем взяли, опять мне заботы. А Тресси совсем плоха, барышня, совсем. Как бы не померла. Как же мне тогда быть-то? Пока новенькую найдут, да пока она обвыкнется…
– Погоди, – Ираида схватила девушку за руку, – не части. Дай мне сказать. Где я? Что это за дом? Кто хозяева?
– Так ведь герцог Велар, барышня, муж маменьки вашей…
– Маменьки?! О чем ты? Какой такой маменьки? Я с детства сирота…
– Барышня, да что же вы такое говорите! Какая сирота! Маменька ваша, герцогиня Полетта…. Вы – дочка ее единственная, любимая. Что же это? Заспали вы, что ли, барышня?
– Ты меня, верно, не за ту принимаешь. Как зовут дочь этой самой Полетты?
– Так Вера. Верой вас зовут… Господи Всемогущий, что ж это творится-то? Барышня имени своего не помнит, сиротушкой себя величает… Пойду за графиней сбегаю.
– Постой! – Ираида схватила горничную за руку. – Вот и все разъяснилось. Твою барышню Верой зовут, а я – Ираида. Живу я не здесь, как сюда попала – не ведаю. Может, подскажешь мне, как отсюда выбраться?
– Ираида… Батюшки мои, да что ж я, барышни своей не знаю что ли? Я вам вот уже почитай пять лет служу, каждую родинку у вас знаю, а вы говорите Ираида.
– Родинки… А ну, говори!
– Вот здесь, – девушка коснулась ее левого плеча, – должна у вас быть родинка – светлая такая, едва видная, кругленькая… Такой соблазн для кавалеров!
Ираида подбежала к зеркалу, но уже заранее знала, что она там увидит – чуть выше левой лопатки у нее красовалось светло-коричневое пятнышко, еле различимое издали.
– Так ты, наверное, следила за мной, пока я спала, так? И вообще: где мой отец?! Сегодня понедельник, моя смена.
Горничная в ужасе смотрела на Ираиду, не смея проронить ни слова. В ее глазах читалось неподдельное удивление. Не дослушав девушку до конца, она попятилась к двери, глупо улыбаясь и оправляя на себе передник.
– Стой! Стоять, я сказала! – гневно рявкнула Ираида и топнула босой ногой по гладкому паркету – весьма не впечатляющее и даже комичное зрелище. Очутившись в коридоре, горничная резко развернулась, подобрала платье и, шаркая башмачками, побежала куда-то вправо. Через несколько секунд она вовсе исчезла из виду, но ее писклявый голос, зовущий Ментеля, еще долго звенел в ушах Ираиды.
Девушка пожала плечами, вернулась к кровати и огляделась. Было девять часов утра – судя по огромным старинным часам, стоявшим в углу. Смена началась вот уже как два часа назад, и ее, скорее всего, уволили – любое опоздание на фабрике Планка каралось жесточайшим образом. Если конечно вместо нее на работу не вышел отец. Отец!.. Ведь он, наверное, волнуется, места себе не находит, а она – Ираида – даже еще толком не выяснила, где она находится и с какой собственно стати ее принимают за совершенно другого человека.
Она снова ринулась к двери, а потом прямо по коридору туда, где пару минут назад исчезла маленькая пугливая горничная.
Дом был великолепен – сущий дворец да и только: такие Ираида видела лишь на картинках и во сне. Девочкой она часто и подолгу мечтала, представляя себя прекрасной принцессой в роскошном светло-розовом платье. А рядом находился неизменный принц, приехавший когда-то в их трущобы и нашедший в ней свою единственную и любимую. Но в реальности вместо принца был Тим, а роль платья играла грубая рабочая роба. Да и фантазии со временем улетучились, уступив место жизни – такой, какая она есть на самом деле. Ираида шла медленно-медленно, чтобы насладиться каждой мельчайшей деталью убранства: когда еще доведется увидеть такое? Она касалась пальцами каждой картины, каждого кресла, статуэтки – все казалось ей неведомым дотоле, но отчего-то родным и милым, словно детская мечта воплотилась на несколько сказочных мгновений.
