Сказки Марии Грачевой очень близки к старинным преданиям – рассказанным, а не написанным. Если негромко, почти шёпотом, читать их зимним вечером, можно легко перенестись в волшебные миры, нарисованные сказочницей. Картинки складываются из узора листьев, переплетения трав и паутинок, и краски взяты тоже природные – лесные, озёрные, небесные. Вот её палитра: лютиковый цвет, земляника, сверкающий под солнцем лёд, серебряные веточки мха, пасмурное небо, завитки белесого дыма, сиреневые цветочки вереска. Истории создаются из самых простых вещей, потому что сама сказочница уверена: для чудес не нужно ничего специального, сложного, уникального, «чудом может стать любое зёрнышко, если его правильно поливать»!
Почти все сказки Марии Грачевой о том, как важно понять – каким даром ты владеешь, чтобы потом вырастить его, как семечко, и направить во благо. Иногда в сказках почти ничего не происходит, но шумит ветер, перешёптываются лесные жители, под толщей воды танцуют лунные блики, наступает зима, озеро затягивается льдом – это ли не события для того, кто хочет найти источник волшебства. Узнать, что ждёт того, кто влюбится в Госпожу Зиму, – даже если это любовь Первого Луча Солнца? И где начало дождя – не в изумрудной ли слезинке Короля? И как выдуманный дракон может помочь обыкновенной девушке почувствовать себя принцессой.
Чувствуется, с каким удовольствием автор творит свои сказки, в которых нет абсолютного добра или абсолютного зла, а множество по- человечески понятных полутонов: «И новый мир засиял тысячами красок. Больше никогда не будет чего-то только чёрного или белого».
Сказки Марии Грачевой понравится читать и тем, кто увлекается германо-скандинавским и кельтским фольклором, любит фэнтези, и тем, кто только открывает их для себя. Сказки, как лёгкие крылышки эльфов, перенесут читателя в прекрасные миры, сделают чуть-чуть добрее, радостнее, внимательнее к каждой мелочи. Волшебных встреч вам в сказочном лесу!
Главный редактор Всероссийского детского журнала «Костёр»
Николай Харлампиев
Вот он – мир, изменившийся в потоке времени. Вот он – ветер, шелестящий сквозь мир. Цепь замыкается – и рвется вновь. Каждый раз. Каждый раз… Каждый…
Вздрогнув от прикосновения ветра, путник проснулся. Его сон хаотичным, пестрым потоком завертелся и исчез без следа в темном омуте ночи. Пару минут он мирно покачивался в экипаже, скрытый в его бархатной тени. Затем велел кучеру остановиться и вышел на залитую лунным светом пустошь.
Мужчина был высок, худощав и стар. Стар ровно на столько, чтобы было понятно, что он стар, но при этом старость его не бросалась в глаза. Нос делал его похожим на ворона, а глаза были хитрыми, как у мартовского кота. Одет он был по погоде – в черное потертое пальто до колен, выцветший цилиндр и длинный шерстяной шарф цвета охры, несколько раз обмотанный вокруг шеи.
Он долго стоял, сутулясь, по колено в вереске, под ленивыми, но настойчивыми напорами ветра.
– Сэр, прикажете отправиться дальше? – не выдержал, наконец, кучер.
– Прикажу, но чуть позже. Она вот-вот придет.
То, что произошло после этой фразы, таинственным образом стерлось из головы кучера, и он так никогда и не вспомнил, как по вереску проскользнул золотой змейкой странный отблеск, как из ниоткуда возникла перед стариком старуха – настолько древняя, что трудно было понять, живой ли она человек, или лишь воспоминание. Не вспомнил он и того, о чем они говорили.
– Здравствуйте, мистер МакВизард, – сказала она тихим, но удивительно молодым голосом.
– Госпожа Ведьма, – приподнял в ответ свой цилиндр старик.
– Ох, как же вы юны для этого дела…
– Но как же стар для этого мира, – улыбнулся в ответ МакВизард.
Ведьма лишь вздохнула устало, как вздыхают родители при проявлении максимализма у их детей.
– Вот, возьмите, – она протянула ему маленькую, невзрачную шкатулку.
– Признаться, я полагал, она значительно больше…
– Для чудес много места не надо. Достаточно одного зерна. Важнее то, как его польют.
Оба стояли молча, задумчиво глядя на шкатулку.
– Прощайте, Грегор! И будьте аккуратны. У нас их больше нет.
– О, да… Да, конечно!
– Хватит ли у вас мудрости распорядиться ими разумно, молодой человек? – проворчала старуха, исчезая.
– Да кто ж в такую погоду придет, сэр? – очнулся кучер.
– Ты прав, Стивен, никто. Поехали дальше. И они поехали дальше. Поехали сквозь мелкий моросящий дождь, сквозь серый туман, ветхие, ворчливые деревни и чихающие от заводского дыма города. И чудес было так мало, а людей так много…
Грегор никак не решался посадить хотя бы одно из тех зернышек, что дремали в его шкатулке. Госпожа Ведьма оказалась права, это огромная ответственность – хранить последние чудеса. Ведь никто из них не знал, где взять новые.
Однажды он проезжал городок, старые ставни которого так надрывно скрипели от любого дуновения, что даже ветер старался их не тревожить. Жители этого города были так же угрюмы и нелюдимы, как поздняя ноябрьская погода, окружившая все окрестности плотным серым кольцом. И они давно позабыли, как вообще выглядят чудеса, и тем более те, кто их привозит.
Грегору было душно в этом городе. Даже чудеса в его шкатулке начали усыхать и съеживаться.
Он остановил экипаж и решил немного пройтись. Город вязким унынием повис на плечах у путника. Грегор прижал шкатулку к себе, оберегая от тянущихся к ней лап города.
Старик быстрым шагом шел по улочкам, сам не понимая, зачем он это делает, а в голове настойчиво билось «уехать, уехать скорее».
Он смотрел на людей, слившихся с цветом города, потерявших свой цвет и голос, потерявших веру в чудо. Даже дети здесь были другими – они не играли в рыцарей и принцесс, не читали сказок, они даже не знали, что это такое.
Грегор видел много людей, много домов, много несчастий. Но несчастья не властны над человеком, пока в нём теплится надежда на чудо. Потому ни одному несчастью не удавалось пока привести старика в такой ужас, как этот город. Он уже не шел, а бежал. В панике кружил по одним и тем же улицам, натыкаясь на одинаковые, безразличные лица, как вдруг в этой немой толпе ему послышался голос. Голос, имеющий свой цвет.
Путник бросился на звук, который вывел его к небольшой обветшалой лачуге. На пороге сидел маленький мальчик лет шести в нахлобученной на голову кастрюле и завязанном вместо плаща старом и рваном одеяле. Сопя себе под нос песенку, он сосредоточено точил ножиком палку.
– Что ты делаешь? – поинтересовался МакВизард у ребенка.
– Я готовлюсь к битве с драконом, сэр, – ответил мальчик, – вот только мое копье затупилось.
