Ольга Валериевна Колпакова, Светлана Аркадьевна Лаврова - Верните новенький скелет!

– Стася, вставай!

– Это не меня, – сквозь сон подумала Стася. – Чур, я не Стася.

– Стаська, в школу опоздаешь!

– Опять же не мне, – и Стася повернулась на другой бок. – Я не могу опоздать в школу, я только что легла… Ещё даже не заснула…

– Да вставай же!

Стася вжалась в подушку – как будто её тут вообще нет. Растворилась.

– Меня нет, – пробормотала она. – Меня похитили инопланетяне.

– А пижаму оставили? – скептически спросила мама, тыкая пальцем в пижаму и в то, что в пижаме.

– Пижаму оставили, – сказала Стася. – Зачем им пижама, у них ног нет, одни усики.

– А ты им зачем?

– Такая хорошая Стася каждому пригодится, – и Стася, вздохнув, встала на четвереньки. Хитрая мама всё-таки её разбудила интересным разговором про инопланетян. Но сдаваться Стася не собиралась и, стоя на четвереньках, закрыла глаза. Мама потянула за ногу. Стася потеряла равновесие и снова шлёпнулась на подушку.

– Ну вот, – огорчилась мама. – Столько усилий – и опять она улеглась. Спишь?

– Сплю, – согласилась Стася и сильнее зажмурилась.

– Может, тебя пощекотать? – задумалась мама.

– Не надо, – возразила Стася. – А если будешь щекотать, то не пятку, а шейку.

Мама пощекотала шейку. Стася замурлыкала, будто она котёночек. Получилось так правдоподобно, что кошка Картахена с интересом свесилась с подоконника, где наблюдала за снегопадом.

– А Сашку ты почему не будишь? – спросила Стася у мамы. – Ты её больше любишь?

– Саше ко второму уроку, – объяснила мама. – У неё историчка заболела. А папа только к третьему уроку пойдёт. Тем более он устал в дороге.

Папа и мама работали учителями в Стасиной школе. А старшая сестра Саша работала там же ученицей в 8-м классе.

– Всё, – сказала мама. – Время кончилось.

– Вообще всё? – поинтересовалась Стася. – Конец света?

– Нет, до конца света ещё немного осталось, – утешила её мама. – А вот до начала урока…

Стася вздохнула и задом сползла с кровати.

– Тапок нет, – проворчала она, шаря босой ногой по полу. – Они по ночам разбегаются. Наверное, пасутся. Или охотятся.

– Ты глаза-то открой, сразу тапочки отыщутся, – посоветовала мама. Но Стася отказалась открыть глаза, потому что свет их резал. Она нащупала-таки тапки и, поддерживая сползающие штаны, поплелась в туалет.

У неё были очень непослушные пижамные штаны, чуть потеряешь бдительность – и они свалятся. Потому что у Стасй была очень худая талия. И все остальное тоже худое. У всех взрослых при виде Стаськи возникало острое желание накормить её побольше, чтобы не видеть этих торчащих рёбер. Стася этим всегда пользовалась, потому что аппетит у неё был хороший на всё, кроме овсянки, а худая она была из вредности, как говорила мама.

Итак, Стася стояла в ванной и задумчиво мазала лицо водой. «И зачем придумали это умывание, – ворчала она, – намокаешь-намокаешь, а потом опять всё вытирать приходится. И зубов у человека тоже слишком много, пока все их вычистишь – замаешься. А потом зубы мудрости вырастут и их ещё больше станет. Кошмар!»

– Стася, ты не утонула? – в ванную заглянула мама.

– Нет ещё, – сказала Стася. – Но если ты будешь меня всё время поднимать в такую рань, я вообще утоплюсь. Ещё, наверное, полночь.

– Не утопишься, – возразила мама. – У нас восьмой этаж, напор воды очень плохой, еле капает. Пошли на кухню, каша стынет.

– Какая каша? – уточнила Стася.

– Овсяная! – с деланым энтузиазмом сообщила мама.

– Ты вообще меня не любишь! – возмутилась Стася. – Будишь в полночь, кормишь овсянкой… Лучше пристрели сразу, чтобы не мучилась.

И поползла на кухню. Овсянка растекалась по тарелке и мерзко хихикала.

– Ты знаешь, что такое садизм? – спросила образованная первоклассница Стася. – Это когда издеваются над ребёнком и заставляют есть овсяную кашу. Лучше бы шоколаду дала. Мать называется.

– Садизм – это заставлять бедную меня каждое утро тебя будить и заплетать косички, – вздохнула мама, расчёсывая Стаськины лохмы. – Ну что ты творишь с бедной кашей, зачем ты её размазываешь по тарелке? И стол весь в каше…

– Она горячая, – сказала Стася. И ещё я на ней ложкой цветочки нарисовала. Для красоты.

Хотя овсянку цветочками не исправишь…

– Совершенно холодная каша, – возразила мама.

– Тогда её надо подогреть, – обрадовалась Стася. – От холодной каши у меня горло заболит. Видишь, с краю в каше сосулька? Ага, и инеем покрылась…

– Всё, – угрожающе сказала мама. – Терпение моё кончилось. Принимаю репрессивные меры.

Но Стася не испугалась.

Когда мама говорила, что терпение кончилось, это значит, его ещё немного осталось. У мамы была уйма терпения, целые залежи. А «репрессивные меры» – это было что-то непонятное и поэтому нестрашное.