Владимир Зуев - Вертикальные провода

Вертикальные провода
Название: Вертикальные провода
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Вертикальные провода"

В книгу вошли избранные стихотворения екатеринбургского поэта и драматурга Владимира Зуева, написанные в период с 1996 по 2016 год. Книга содержит нецензурную брань.

Бесплатно читать онлайн Вертикальные провода


Дизайнер обложки Владимир Зуев

Редактор Ирина Максимова

Иллюстратор Иван Зуев


© Владимир Зуев, 2019

© Владимир Зуев, дизайн обложки, 2019

© Иван Зуев, иллюстрации, 2019


ISBN 978-5-4490-7021-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДОМ. ДЕРЕВО. ЧЕЛОВЕК


***
Только ветер и пыль
По проспектам по головам
Только пыль только ветер
На тысячи верст вокруг
Я сегодня спросил
Незнакомых нерусских лам
На каком же мы свете
И кем будет порван круг
Только небо и пыль
Понемножечку по чуть-чуть
Только пыль только небо
Насколько хватает глаз
Я сегодня любил
И любовью кололо грудь
Это русская небыль
Мол нету достойней нас
Только пепел и пыль
По поникшим по головам
Только пыль только пепел
Чего нам желать еще
Я сегодня кружил
Оперившись на два крыла
Только небо заметил
Но птицам оно не в счет
***
Сбивали простыни, сбивали кулаки —
одни с любимыми, другие в драках.
Мы в путеводных знаках и не-знаках
запутывались, были не близки
с собой самими. Сам себе с усам —
мертвец без имени, беглец из мрака.
Не по нему ли воет в ночь собака,
закинувшая морду к небесам
заиндевелым? Звезды с кулаки,
под ними простыни нетронутого снега.
Собью их планом своего побега —
я все же выбьюсь в передовики.
Собаке выть, дивиться небесам,
мне или нам ждать не дождаться знаков.
В любви и в драке мир не одинаков —
я это только что почуял сам.
***
Заведи юлу
Пусть она кружит
На пустом полу
Лужи да ножи
Во дому пустом
Черная вдова
Старым помелом
Тянет из угла
Паутины лен
Писем пустоту
За окошком клен
На своем посту
Тень его пластом
Из угла во тьму
Я в дому каком
Вот ведь не пойму
И юла вот-вот
В лужу или нож
Мир наоборот
На меня похож
На полу пустом
На пустом полу
Лишь тоска кругом
Заводи юлу
***
Вырезает ночь
трафарет окна.
Воем не помочь
уходящим на
небо, на покой,
на последний круг —
помаши рукой
в уходящий звук.
Маршевых шагов
пустотой не множь,
у тебя врагов —
пуля или нож.
Больше боли не
принесёт песок…
На моём окне
времени кусок,
вырванный из «бы»,
«либо» и «нибудь».
Остужает лбы
бытовая ртуть…
Воем не помочь
уходящим на
небо или в ночь,
в трафарет окна…
***
Кривились рожи
потухших окон,
а мы, без кожи,
дожди ловили
в свои ладони,
и город-кокон
во тьме сжимался,
сгущался или
бескожих пару
вживлял друг в друга.
Подобно шару,
в пределах круга
Земля летела
сквозь космос, вечность.
Нет, мера тела —
не бесконечность
в земных пределах,
где окон рожи
во тьме кривые,
где мы похожи
на светотени.
Где город-кокон
живых вжимает
в квадраты окон…
***
Освободи меня от ощущения вины.
За то, что жив и болен безнадегой.
За то, что я иду своей дорогой,
придерживаясь четной стороны.
Освободи меня от притяжения окна,
в котором мир, в котором очень пусто.
Стекло, мой силуэт, стена и люстра
и недоискупленная вина.
Освободи меня от пустоши ночной,
когда не сплю, когда себя сжираю
и складываю лед, подобно Каю,
когда крадусь нечетной стороной.
Освободи меня, прошу, освободи.
Я здесь. Смотри: я весь как на ладони.
Мне снятся белые стреноженные кони,
туман и бесконечность впереди.
***
Вой, но выкладывай слово «вечность», Кай.
Это твой смысл и спасение – привыкай
к слову и к состоянию глыбы льда.
Вечность, малыш, не кончится никогда.
Кай, нет ничего надежнее пустоты. Ты
лишь на четверть прежний, успел остыть.
Сердце ещё не успело обледенеть…
Сердце живое – тогда ты живой на треть.
Мой, но приёмный, красивый и дерзкий сын,
неуязвимость возможна, когда ты совсем один.
Нет ни любви, ни жалости… есть печаль —
вечность, в которой нам никого не жаль.
Кай, принимай как данность холодный лёд.
Видимый мир замерзнет, и боль пройдёт.
Герда тебя забыла – и ты забудь.
Чувствуешь, как твоя холодеет грудь?
Вот оно – состояние глыбы льда.
Вечность, малыш, не кончится никогда…
***
Сны оставляют тем кто остался
В выметенной квартире
И тишина и ни сальсы ни вальса
Пол и стены четыре
И потолок растворяется словно
Пена у ног белесых
И нереальные жалятся осы
Нехотя зло бескровно
Мальчик беззубый швыряет щебень
Метится в неба корыто
Я оставляю июльский гребень
И дверь оставляю открытой
***
И видеть сны – не умирать,
уснуть, храпеть на всю округу
зимой, а летом ближе к югу
податься и давить кровать
ночами, днем играть шута,
девицам, солнцем утомленным,
читать стихи, и слушать волны,
и знать, что мира красота —
сейчас и здесь, не там-потом…
Потом – иное предвещает…
Земля устало нас качает,
как мама в детстве перед сном…
***
микро- и макрокосм
ос бесконечный рой
мыслей и все всерьёз
остановись постой
маятник бытия
в мёртвом дворе качель
ты очерствевший я
выбравший ту же цель
цепко себя держи
время туда-сюда
маятники-ножи
всюду и навсегда
микро- и макрокосм
остановись постой
больше нельзя всерьёз
тут в пустоте пустой
***
лобные доли для…
и… отчего болят…
мне бы до февраля…
мне бы до февраля…
с красной начать строки,
чтобы слова как ртуть…
в звездные потолки
взмыть самолетом «ТУ»…
и, совершив петлю
мертвую, стать собой…
видимо, к февралю
кончится этот бой…
и, как всегда, с нуля
и, как всегда, болят,
лобные доли для…
мне бы до февраля…
***
Ложечкой чай мешать,
крепкий курить табак,
не застилать кровать,
чтобы не спать, а так —
сиднем всю ночь сидеть,
слов разгребая стог,
да заплетать их в сеть,
да приходить в восторг,
«быть» заменив на «жить»,
жизни вращая ось,
знать, что не рвется нить
смысла и всё сбылось
так, как придумал сам
и написал потом,
где-то к пяти часам
или часу в шестом…
***
Говорили – недоговорили
нежно, нараспев, напропалую.
По ночам так сладко слух балуют
«может быть», «наверно», «или-или»…
Все вернется, если возвратимо, —
новым годом или счастьем новым,
нежным, нереальным, невесомым…
Жаль, что чаще мимо, мимо, мимо…
***
Мысли в копоти,
пальцы в щепоти.
Хмель язычества
в ноги тычется.
Дух стреноженный,
мной низложенный,
изобижен,
спит, раны лижет.
***
птица прокричит
волос упадет
накренится быт
покривится рот
колесо потерь
потеряет ось
завтра и теперь
бесконечно врозь
ты увязла там
я обжился тут
небеса не лгут
что не стоит нам
***
Северный ветер срывает лишнее
с этой субботы Страстной недели.
Ангелы Имя на небе вышили,
ангелы Имя земле пропели.
Северный ветер меня, калечного,
в спину толкает: ступай смелее! —
в прошлом тебе больше делать нечего.
Солнце как будущее алеет
за горизонтом, где лес и горы
к небу вершины свои прижали.
Мир мой сегодня был ветром вспорот
и распахнулся в иные дали,
мне неизвестные до заката
этой субботы Страстной недели…
Понтий Пилат слушал речь легата.
Ангелы Имя Христово пели…
***
Черная дорога через лес,
мысли черные у черных провожатых…
И черным-черно крыло небес,
скорбью небеса к земле прижаты.
Жерло шахты дышит тяжело,
жадно дышит, жаждет жертвы, жути…
Неба наклонённое крыло —
вечный мост на вечном перепутье…
Жерло примет восемь из восьми.
Восемь – бесконечность к горизонту…
Господи, прими, прими, прими…
Смерть идет по северному фронту…
Для убийц все будет в первый раз…
Лизавете и Варваре тоже в первый…
Скорбный путь – всего лишь пара фраз…

С этой книгой читают
В книгу вошли пьесы-фантасмагории Владимира Зуева, написанные в разное время, которые образуют трилогию: «Булыжник», «Восемь» и «Парадокс обратимости». Во всех пьесах действие происходит в России в первой половине XX века.
В книге опубликованы избранные монологи, написанные с 2015 по 2022 гг.: «Методом случайных чисел», «Cafe „Мафе“», «Безе ХЗ», «Средство коррекции», «Мама, папа, я и я», «Кокон», «Помнить».
В книге собраны стихи, написанные с 14 до 37 лет. Это память о самых важных, судьбоносных, золотых мгновениях жизни, дающая ключ ко всему остальному прозаическому корпусу творений автора.
Автор ОЛЬНОВ АНАТОЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.Год рождения – 1938, 27 февраля. Родина – с. Городище Череповецкого района Вологодской области. Кроме Череповца и Петрозаводска проживал в городах: Сортавала, Витебск, Усть-Каменогорск, Альметьевск.
Гражданин Советского Союза. Коммунист.Родился 22.12.1956 г.Родители – ветераны Великой Отечественной войны.Окончил ВВМУПП им. Ленинского комсомола в 1981 г.1981—1993 гг. – служил на дизельных подводных лодках 182-й Отдельной Бригады подводных лодок (б. Бечевинская), КВФ.После предательского развала Советского Союза подал рапорт об увольнении из ВС, заявив о несогласии с политикой нового руководства страны, армии и флота.Уволен в запас с должности
Мы любим. Если повезет, становимся счастливыми, и со временем у нас появляются прекрасные воспоминания.Если нет, нам остаются грусть и иногда стихи.
Новый захватывающий роман Андрея Цаплиенко «Империя Четырех Сторон» построен на загадках, парадоксах и гипотезах, переплетающихся между собой, как древнее узелковое письмо кипу, использовавшееся в доколумбовой Америке. Две, казалось бы, не связанные друг с другом нити повествования разделяет почти пятьсот лет. Великие тайны Империи Инков придется разгадать украинскому гонщику, волей судьбы и провидения оказавшемуся на самой престижной автогонке п
В новом романе признанного мастера отечественной остросюжетной литературы «Бросок на Прагу» читатель вновь встретится с героями книги «Список войны». На сей раз командиру группы разведки капитану Горшкову, его ординарцу Мустафе и их боевым товарищам предстоит принять участие в последней крупной военной операции Великой Отечественной войны… В повести «Солнечные часы» рассказывается о героической обороне Ленинграда.
В деревеньке Ухабино жизнь неспешная. Тут живут старики да приезжие сезонные работники в местном кооперативе. Молодёжи мало. Оттого новый молодой участковый сразу привлекает к себе внимание сельчан. У него появляются весьма необычные союзники. И, расследуя своё первое дело – исчезновение коровы Милки, он случайно выходит на след организованной преступной деятельности.
Великий русский психиатр Ю. Каннабих в начале XX века написал краткую историю психиатрии. Эту книгу и по сей день считают лучшим трудом, наиболее ярко и полно описывающим историю развития взглядов на безумие и на методы лечения умалишенных. Именно этой книгой руководствовался М. Фуко, приступая к созданию социально-философского трактата, посвященного рождению клинической психиатрии. О том, как лечили безумцев во времена античности, в Средние века