…СВОБОДА! И ЛЮБОВЬ К СВОБОДЕ!..
В экстазе торопливо прорастают.
И крестик вышел на поверхность. Свет.
Самостоятельность. Движенье. Ножки
тонкие
Вместо тюремной ласковой цепочки
Как знак свободы новой отрасли.
Он побежал. Бежит. И все быстрее.
Мелькают мимо трупы колосков,
Могилы воскресающей травы…
И все быстрее. Сладкий ветер.
О сладость ветра! Сладость ветра!
Свободной скорости святое упоенье!
Быстрей! Быстрей! Быстрей! Быстрей!
Они бегут. Их много. И мелькают ножки.
Они бегут и на бегу сверкают.
Все – крестики. Порвавшие цепочки,
Сбежавшие с капризных, теплых тел,
Прошедшие сквозь лед, навоз и уголь,
Сквозь нефть и ртуть, сквозь воск
и древесину,
Сквозь мед, отбросы, шерсть и кокаин,
Сквозь алюминий, сквозь ковры и сало…
Теперь лишь бег, смех и сухие тропы.
Свобода! И любовь к свободе!
Огромный мир бескрайности своей
Уж не скрывает – он устал скрывать
бескрайность.
Свобода! И любовь к свободе!
Я так люблю тебя, как оранжевый флажок
Свою железную дорогу любит.
Не знаю точно о флажке. Быть может,
Что он не любит никого. Но я
Люблю тебя так сильно, что флажки,
Дороги, рельсы, поезда, сторожки,
Ремонтники в оранжевых жилетах,
А также море, лодки, корабли —
Все это под давлением любви
В одну секунду может сжаться
В один гранитный шарик, что тебе
Я подарить смогу.
Возмущенно-снисходительный куб
Кто позволил людям, этим наглым тварям, хватать других существ, бесцеремонно вмешиваться в их дела, пожирать их, убивать, калечить, срать везде, все заполнять грязью и ядом?
Говорят, это позволил Бог. Но это люди так говорят. Так и быть, поверю, если подтвердит хоть один нечеловек: муравей, камень, ветерок, щель, зерно, водопад, газ, слон или кусок льда.
Конечно, среди людей есть приятные, особенно некоторые девушки и дети, а также просветленные старушки и старички. За этих людям можно многое простить. Но все же, в целом, люди – это остервенелая, самодовольная, на всю голову ебнутая и охуевшая от жадности и зависти публика! Нагло порождают все новых себе подобных да еще гордятся этим, словно это доброе дело! И так уже заполонили всю планету, так что уткам и персикам, как говорится, скоро негде будет ни вздохнуть, ни пернуть!
…ХОТЬ ОДИН НЕЧЕЛОВЕК…
А, с другой стороны, как-то глупо злиться на людей. Взглянешь, бывало, сквозь экран в лицо какого-нибудь из самых страшных – например военного преступника, диктатора или серийного убийцы – и в лице этом вдруг мелькнет неожиданная детская растерянность, или сухость щепки, или хрупкая подвешенность елочной игрушки… Расхохочешься да и перестанешь злиться на них.
* * *
Так думал один колоссальных размеров алмазный куб, которого, за ход его мыслей и нестойкость его гнева, прозвали «возмущенно-снисходительным». И что делает этот куб? Танцует себе свой кубический танец в центре некоей свежей пустоты. Блаженствует в своих сверканиях и переливах: то рассердится, то подобреет.
Бизвер был жестокого вида фатоморганин, с головой, чья форма и величина напоминали электрическую лампочку. Личико ему выпало эмбрионоподобное, но крайне порочное и злое, тело огромное, очень влажное, твердое, белое, напоминающее ожившую статую из мокрого мрамора. Он носил рубашку из собственной кожи, постоянно смачиваемую с изнанки его телесными соками. Прошло время большеголовых, злобных существ: Бизвер и его сородичи обладали крошечными головками при огромных телах. Объем мозга им заменяла так называемая «зеленая игла». Когда Бизвер думал, игла, словно антенна, выдвигалась из его головы, из любой ее точки. Угол наклона иглы и ее направление зависели от того, о чем и как он в этот момент думал.
Бизвер жил на планете, которую называли Могила Мерлина. Там выводили живые карикатуры на народы Земли – толстых, постоянно пердящих «немцев», тупых и наглых «американцев», вечно жующих разноцветную пленку, злобно-разбитных «русских», жадных «жидов» с ядовитыми пейсами-змейками, непристойно гурманствующих «французов» и прочих. На самом деле все эти искусственные существа никогда не бывали на Земле и ничего не знали о тех, над кем призваны были поиздеваться. Бизвер и ему подобные выращивали этих существ без всякой корысти, из чистой нелюбви к людям Земли.
Значит, Бизвер, этот неласковый инопланетянин, был просто представителем зла? Не совсем. В глубине его души жил оранжевый стульчик, который век от века становился все пушистее. Бизвер называл его «Трон Веселья».
«Когда-нибудь – думал Бизвер, – придет долгожданное Веселье и воссядет на этом оранжевом ворсистом троне. Тогда космос расцветет, как букет ранних фиалок, и даже в глубине черных дыр зазвенит Хохоток».
…ЗНАЧИТ, БИЗВЕР, ЭТОТ НЕЛАСКОВЫЙ ИНОПЛАНЕТЯНИН, БЫЛ ПРОСТО ПРЕДСТАВИТЕЛЕМ ЗЛА? НЕ СОВСЕМ. В ГЛУБИНЕ ЕГО ДУШИ ЖИЛ ОРАНЖЕВЫЙ СТУЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ВЕК ОТ ВЕКА СТАНОВИЛСЯ ВСЕ ПУШИСТЕЕ…
Некие проведали, что должна треснуть колоссальная статуя в центре площади. Узнали, что в тот миг из новорожденной трещины хлынет убивающий луч. Куда луч устремится – неведомо.
Нашлись усердные – подгадали, рассчитали, подстроили. В ожидаемый момент – сфальц! – трещина разъяла тело гиганта, и убивающий луч хлынул прямо в распахнутое окно весенней комнаты, где над бумагами сидел человек, на которого решили покуситься.