С кораблём его связывал тонкий металлический трос, как пуповина связывает младенца с телом матери. Если что-то случиться с тросом, он останется здесь навсегда, кислород кончится, и тело его, вращаясь и натыкаясь на космический мусор, долго ещё будет крошечным спутником этой планеты. От такой мысли любого бы бросило в дрожь, но не его. Сколько он себя помнил, его всегда окружал космос. Эта безразличная чернота всегда была при нём и не пугала его. Он привык к ней, привык к звёздам, галактикам и планетам, как привыкаешь даже к самому захватывающему пейзажу, если видишь его всю жизнь. И Эдди вовсе не боялся, что трос может порваться.
Сейчас его занимали вещи куда более интересные.
Перед ним была планета – огромная жемчужина, матово светящаяся в космической темноте. Сквозь тонкую, мутноватую линзу её атмосферы синели океаны, желтели пески, зеленели леса, чернели горы и белели снега полюсов. Облака вихрами разбросало по голубоватой поверхности, словно масляные краски, нанесённые небрежным художником. Здесь были ворота в другой мир. Какой? Он не знал.
Как много произошло в тех тёмных складках гор, на этих зелёных тарелках равнин и среди бархатистых лесов! Как много хорошего и плохого видели руины огромных городов. Миллионы и миллиарды лет истории прошли там, внизу.
Теперь ничего не осталось.
Теперь эта планета пуста.
Эдди медленно скользил между обломками кораблей, древними аппаратами и огромными телескопами, скопившимися здесь за века – серым налётом, скрывающим под собой голубизну планеты. Его глаза, привыкшие к темноте, с трудом искали что-то, пока сам он всё сильнее рисковал быть притянутым гравитацией и сгореть в атмосфере. Отражённый свет звезды слепил его, не давал найти что-то действительно стоящие. Раньше он прилетал сюда с другими, такими же, как он, и вместе они в полном молчании прочёсывали мусор, оставшийся от древней человеческой цивилизации, жадно поглядывая на самое большое сокровище, которое можно найти в целой Вселенной, – на эту маленькую, ничем в общем-то не примечательную планету.
Теперь он был здесь один.
И был он здесь вовсе не ради богатства.
Он плыл всё дальше и дальше. Единственным звуком было ровное биение его сердца и такое же ровное дыхание. Но вот в скафандре у него над ухом что-то щёлкнуло и тихий голос произнёс:
– Эдди, это ваш отец, он хочет с вами поговорить.
– Да, пропусти его, – ответил Эдди скафандру и поморщился от режущей громкости собственного голоса.
– И хочу напомнить, кислорода осталось всего на полчаса до использования резерва. Вам лучше начать возвращение на корабль.
Эдди вздохнул.
– Я понял тебя, Борт.
Несколько секунд он оставался один в привычной ему бесконечной космической тишине.
– Эдди, ты меня слышишь?
– Да, папа, слышу тебя хорошо. Что-то случилось?
– Где ты сейчас? Я надеюсь, на станции.
– Я в Солнечной системе, рядом с третьей планетой.
Снова тишина. Эдди мог видеть, как на лбу у отца появляется морщина недовольства.
– Что тебе понадобилось на Земле?
– Я ищу один спутник. Только в нём есть нужная деталь.
– Сейчас же возвращайся домой!
– Но я в полной безопасности, честно! – возразил Эдди.
– Не хочу ничего слышать.
– Но ведь это произойдёт только завтра!
– Всё равно. Если я сказал, значит марш на корабль и держись подальше от Земли, а лучше подальше от всей галактики, ты меня понял?
– Да, я понял. Папа?
– Что ещё?
– Неужели это правда, что Земли не станет?
Отец молчал.
Все люди, во многих галактиках и системах испытывали сейчас одно чувство: вину и странную потерянность. Многие из них никогда не видели Земли, но потерять её значило лишиться прошлого.
– Говорят, в этом нет никаких сомнений, завтра её не станет, – сказал он это таким тоном, что Эдди пожалел его и себя и всех на этом тёмном свете.
Отец словно бы прочёл его мысли.
– Тебе что же, жалко?
– Да.
– Почему вдруг ты волнуешься о Земле? Ты ведь никогда на ней не был.
Эдди и сам не смог ответить. Он не знал, почему, но ещё ни к одной планете, он не испытывал такой странной привязанности. Его влекло к ней, просто влекло. Он любил эту планету, хоть никогда её не знал.
– Возвращайся домой, Эдди. Завтра у меня выходной, мы можем сходить куда-нибудь. Как насчёт музыки?
– Хорошо, папа, я буду возвращаться.
Связь прервалась.
Эдди ухватился обеими руками за трос и дёрнул. Звука он услышать не мог, но трос начал двигаться. Расстояние между Эдди и кораблём быстро уменьшалось, и вот он уже готов закрыть за собой первый шлюз. Он оглянулся. Позади была Земля. Пёстрая, спокойная, она словно спала. Она развивалась миллиарды лет, чтобы погибнуть завтра.
– Добро пожаловать на корабль! Я рад, что вы вернулись до того, как у вас закончился кислород, иначе мне пришлось бы тратить много топлива, чтобы спасать вашу жизнь. – Эдди всё время забывал переустановить характер своего автопилота, но сейчас ему даже понравился язвительный голос, с каким тот встретил его. Это помогало отвлечься.
– Включи гравитацию, Борт.
– Будет сделано, капитан!
Эдди почувствовал, как заработали мощные приборы корабля. Его голова потяжелела, мозг словно сдавили двумя металлическими плитами. Он с трудом встал на ноги. Даже после получаса в невесомости стоять было тяжело, непривычно, и тело стремилось вернуть себе потерянную лёгкость.
– Думаю, мы можем возвращаться домой. Включай двигатели и веди нас на Орион.
– Приготовить вам чего-нибудь вкусного? Ваш контроллер показывает слишком низкий уровень дофамина. Вы хотите со мной поговорить?
– Если мне и надо с кем-то поговорить, то только не с тобой.
– Конечно, я же только бесчувственная машина. Куда мне до понимания человеческой психики!
На мгновение Эдди хотелось объяснить Борту свои странные чувства, но отец всегда говорил, что не за горами то время, когда машины научатся читать наши мысли, а пока они этого не умеют, лучше не доверять им больше того, что им следует знать.
А вдруг они уже всё знают?
Он прошёл к иллюминаторам. В его любимой каюте горел приглушённый свет. Посередине стоял стол, заваленный предметами, которые Эдди посчастливилось раздобыть на заброшенных космических станциях. Здесь были тюбики, которые много веков назад использовали первые космонавты для хранения еды, здесь были контейнеры для растений, микроскопы, стекла телескопов, материнские платы неизвестных Эдди древних устройств. Здесь были электрические приборы, о назначении которых он никогда не догадается. Это всё он собирается сдать в музей предкосмической эпохи.
Он сел в кресло и закинул голову. Земля сияла сквозь круглое отверстие иллюминатора. Он смотрел на материки, на покрытые снежными шапками полюса, на жёлтые вкрапления песков. Пусть эта планета от старости превратилась в смертоносную и неприветливую, отсюда она всё равно прекрасна, даже за несколько часов до своей смерти.
