ГЛАВА 1
Я открыла глаза и резко села на постели. Разница между ощущениями тела и знаниями мозга испугала. Сердце рванулось из груди, руки затряслись. Что-то не так. Неправильно. По-другому. Медленно, боясь проснуться, обвела до одури знакомую комнату. Такого просто не может быть! Но, Единый, всё совпадает до мелочей. Как такое возможно? Рука принялась поглаживать некогда любимое постельное белье в желтый цветочек. Подняла дрожащую ладонь и прикоснулась к лицу: шрама не было, а шея была свободна от магического ошейника. Если это сон, то я не желаю просыпаться. Никогда! Я просидела, не двигаясь, минут двадцать, но ничего не происходило, сон не пошел рябью. Осторожно спустила ноги с кровати, почувствовав мягкий ворс бежевого ковра. Прошлась по комнате, заглядывая в свои тайные места. Всё на месте. Долго оттягивала момент, стоя сбоку от трюмо. Мне необходимо это сделать. Я должна убедиться. Спотыкаясь на ровном месте, подошла и села на пуфик, не поднимая глаз. Время шло, а я так и сидела, боясь двинуться. Я не понимала, что происходит, но очень боялась, что все окружающее меня — всего лишь галлюцинация от перенесенной боли. Но ведь раньше такого со мной не случалось. Бросила короткий взгляд на настенные часы: время полпятого утра.
— Просто посмотри, — прокаркала себе и резко подняла голову. Горло сдавило. В зеркале отражалась я, но семнадцатилетняя: нежный овал лица, большие зеленые глаза, густые каштановые волосы, заплетенные в косу. Пухлые губы скривились от сдерживаемых рыданий, глаза наполнились влагой. Я еще раз провела рукой по правой щеке: уродливый красный шрам исчез, словно его и не бывало. Вскочила и бросилась в ванную комнату, рыдания душили. Включив душ, сбросила ночную рубашку и встала под горячие струи воды. Тело сотрясало от слез. Просидела под потоком воды не меньше часа, но никак не могла остановить истерику. Горло саднило, губы горели от укусов зубов, а глаза нещадно щипало. Шатаясь, поднялась и стала расплетать мокрую косу. Душ — новое изобретение, которое я уговорила отца поставить мне в ванную комнату, но там, откуда вернулась, оно используется вовсю. Шампунь с нотками цитруса, мочалка и жменька мыла с цветочным ароматом. Я терла свое тело, удивляясь своей гладкой коже. Совсем недавно на ней были рубцы. Больше не было сил плакать, кажется, во мне не осталось влаги. Вытерлась, просушила волосы артефактом, и забралась в кровать, укрывшись тонким покрывалом. В голове сплошная каша. Тело ослабло от рыданий, глаза слипались. Не хотелось ни думать, ни действовать. Всхлипывая, уплыла в сон.
— Леди Виктория, пора вставать. Скоро завтрак, родители ждут Вас к столу.
С трудом разлепила опухшие веки и, повернув голову, встретилась с глазами Агнесс. Мамина любимая служанка, которую она приставила ко мне для дисциплины. Инги, моей личной служанки, видно не было. Вот и ладушки. Слишком уж она шумная, а у меня раскалывается голова. Значит, это всё-таки не сон.
— О, Единый, — воскликнула женщина, взмахивая руками. — Неужто заболела, девочка моя?
Наклонившись, прижала прохладную ладонь к моему пылающему лбу. Я застонала от приятного ощущения. Когда-то меня бесило ее навязчивое желание перевоспитать мой сумасбродный нрав. Бесили ее воспитательные нотации и укоризненные взгляды. Вместе с Ингой частенько насмехалась над ней, делала глупые каверзы. А сейчас ее мягкое прикосновение вызвало в душе тоску и нежность к этой старой женщине. На глаза навернулись слезы, и я всхлипнула.
— Ну что ты, малышка, — запричитала Агнесс. — Сейчас старая Агнесс приготовит свой особый отвар, и болезни, как ни бывало. Потерпи, моя хорошая.
Я кивнула и уткнулась в подушку, стараясь скрыть слезы. Только разве от старой Агнесс что-либо спрячешь? Раньше, стоило мне только заболеть, я походила на умирающего лебедя и требовала к себе особенного внимания. Хотела, чтобы обо мне заботились и ходили на цыпочках. Безмозглая, капризная идиотка, не ценившая любовь и заботу родных. Как же горько было осознавать свою самовлюбленность и наивность. Семь лет, проведенные без семьи, заставили пересмотреть взгляды на очень многие вещи в моей жизни. Осознать свои ошибки и близорукость.
У меня действительно болело и першило в горле, а тело лихорадило от жара, но это была такая ерунда. Я вспомнила этот день. В то утро, когда я проснулась больная, должен был состояться дружественный визит Михаила — герцога Анчарского и моего жениха в одном лице. Нас обручили полгода назад. Я нарочно рассасывала вечером лед, украденный Ингой из кухни, и долго стояла под ледяным душем, только бы не встречаться с ним. Помню, как боялась и презирала внебрачного сына герцога, появившегося ниоткуда. Он был не слишком разговорчивым, ему была чужда светская жизнь и этикет. Он не расточал комплименты, смотрел цепко и будто насмехаясь. Мог одной фразой поставить собеседника в неловкое положение. Мы мало с ним виделись, от силы раза два. Помню день нашей помолвки очень смутно, но точно знаю, что у него желто-карие глаза и крупное телосложение. Возможно, тогдашняя я преувеличила; время стерло его из памяти, оставив только хищные глаза, словно на внутренней стороне века выжженные. Отчего-то все семь лет эти глаза преследовали меня, вызывая глухую тоску и невосполнимую утрату чего-то важного.
Агнесс покинула комнату, тихонько прикрыв дверь. С помощью дыхания успокоилась и откинулась на подушки, сонно прикрывая глаза.
— Девочка моя, — легкое дуновение сквозняка и запах маминых духов наполнил мои легкие.
Я распахнула глаза и жадно уставилась на мать. Герцогиня Тихонова была такой же, как я помнила, только синие глаза не выражали отчаяние и горечь от моего предательства в зале суда. Невысокая, стройная женщина с королевской осанкой и теплом в глазах.
— Мамочка, — прохрипела, снова впадая в истерику. — Мамочка! Родная моя!
Мама удивленно моргнула и, быстро присев на краешек кровати, потянула меня в свои объятия. Я крепко обхватила ее за талию, прижалась к груди и рыдала.
— Успокойся, дочь, Агнесс тебя быстренько на ножки поставит. Ты же знаешь, наша старушка даст фору любому лекарю на службе у короля, — она мягко гладила меня по спине и волосам. До чего же приятное и забытое ощущение. — А если переживаешь за вчерашнюю некрасивую сцену, что ты устроила, то не надо, я поговорю с твоим отцом, и он не станет тебя ругать.
— Спасибо, мам, — останавливая водопад из глаз, ответила ей. Так не хочется от нее отстраняться, но надо. Мама поцеловала меня в лоб и помогла удобнее расположиться на подушках.
— Герцог Анчарский хороший и порядочный мужчина, Виктория. Твой батюшка ведет с ним дела и отзывается о нем как об ответственном и порядочном человеке. И ты знаешь, что Богдан дружит с ним. А твой старший брат довольно привередлив в выборе друзей — уж кому, как не его матери, это знать лучше. Присмотрись к нему, дочь, попробуй узнать получше. Будь уверена — родители не желают тебе зла. Ты ведь сама не даешь себе возможность узнать его — бегаешь, как от прокаженного.
