Антон Чехов - Вишневый сад

Вступительная статья и комментарии Ольги Саленко

Иллюстрации на суперобложке, обложке и форзацах Елены Белоусовой

Саленко Ольга Юрьевна – кандидат филологических наук, доцент, работает на кафедре русской классической литературы и славистики Литературного института имени А. М. Горького. Преподает русскую литературу XVIII–XIX веков, историю славянских литератур, читает спецкурс по поэзии.

© Белоусова Е. Н., иллюстрации, 2024

© Оформление, вступительная статья, комментарии. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2024

Machaon®

По всему миру ставят пьесы в первую очередь двух авторов – Шекспира и Чехова. Почему Чехов популярен? Он, как другой русский классик Достоевский, – исключительный душевед, знаток человеческой психологии. Чеховские образы правдоподобно реалистические, емкие и объемные. «Люди у меня вышли живые», – писал Чехов о персонажах своей последней пьесы «Вишневый сад».

Живыми люди получались у него, вероятно, потому, что он очень любил жизнь и людей, поэтому и выбрал самую человечную профессию… врача. Уже во время учебы на медицинском факультете Московского университета он начал лечить больных.

Став известным писателем, он продолжал принимать пациентов и помогал людям как врач в любом месте, в котором оказывался. Он также был благотворителем и устроителем мира вокруг себя: помог воссоздать библиотеку и воздвигнуть памятник Петру I в Таганроге, делал пожертвования в пользу голодающих Самарской, Казанской губерний, организовывал сбор средств для туберкулезных больных. Настоящим подвигом было его путешествие через всю Россию на Сахалин, куда он, за свой счет, отправился узнать людей и страну и где собственноручно провел перепись тысячи жителей острова, в том числе каторжных и ссыльных. В подмосковном Мелихове, где он купил имение, Чехов открыл медицинский пункт, построил три школы и колокольню, помогал прокладывать шоссейную дорогу и, разумеется, продолжал лечить. Во время эпидемии холеры работал санитарным врачом от земства: в его участок входили 25 деревень, четыре фабрики и монастырь.

«Какой я “хмурый человек”, какая я “холодная кровь”, как называют меня критики? Какой я “пессимист”… И слово-то противное: “пессимист”…», – удивлялся Чехов отзывам о своих рассказах. Однако у критиков были основания делать такие выводы, потому что чем дальше развивался чеховский дар, тем сложнее были персонажи и сюжет, который действительно все реже становился веселым. Вершина его творчества – пьесы – встретили у многих современников откровенное непонимание. Автор называл свое творение комедией, а читатели и зрители никак не могли понять – что же здесь смешного.

Вообразите себе такую ситуацию: все члены большой семьи в день отъезда в суете постоянно напоминают друг другу не забыть билеты, а в результате уезжают, оставив их на столе. Или прадедушкина беседка на даче вот-вот развалится (а ведь она так важна для семьи), и вся семья активно обсуждает, что можно с ней сделать, и высокомерно прогоняет соседа, который вызывается починить беседку, но в руках у него из инструментов – один топор. На следующий день беседка рушится. Это типичные ситуации комедии положений и характеров, на основе которых можно написать развеселую пьесу. А теперь представим, что вместо билетов в доме, заколоченном на зиму, оставили умирающего старика, а под топор идет уникальный цветущий сад, с которым связана судьба нескольких поколений людей.

Так типическую комическую ситуацию драматург соединяет с жизнью. Смеяться не очень хочется, хотя автор четко указывает жанр «Вишневого сада» – комедия в четырех действиях. Действительно, ведь там нет ни одного выстрела, хотя на сцене появляются и револьвер, и ружье.

Московский художественный общедоступный театр, возглавляемый Станиславским и Немировичем-Данченко, сформировался на пьесах Чехова, но и труппа вместе с режиссерами не могли понять, почему Чехов, представляя им пьесу «Три сестры», «был уверен, что он написал веселую комедию» (Станиславский). В конце концов Чехова уговорили назвать «Трех сестер» драмой, но, конечно, дело было не только в жанровой принадлежности. Пьесы Чехова были необычными, непривычными, по-настоящему новыми по многим чертам.

Даже для такого новаторского театра как МХТ принцип чеховской композиции драмы оказался революционным и не сразу был понят и принят. «Это же не пьеса, это только схема…», «Этого нельзя играть, нет ролей, какие-то намеки только…», – недоумевали актеры после читки «Трех сестер» по воспоминаниям Книппер-Чеховой. А драматург в ответ сетовал: «Немирович и Алексеев (Станиславский) в моей пьесе видят положительно не то, что я написал…», «Разве это мои типы?..».

В конце концов режиссеры нашли свой ключ к его произведениям – играть через «настроение», в котором отражается авторское миропонимание. Это настроение, рассыпанное по репликам различных персонажей, ремаркам, в том числе даже авторским обозначениям пауз, Немирович-Данченко и назвал подводным течением пьесы, заменяющим традиционное сценическое действие.

Чехов, автор прозы новой формы, создал и в драматургии пьесу нового типа. «Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни», – так, по воспоминаниям современника, Чехов советовал писать современную пьесу. Он стал одним из основателей новой драмы[1] наравне с Г. Ибсеном, М. Метерлинком, Г. Гауптманом, Э. Золя, А. Стриндбергом.

Персонажи Чехова, которых автор стремился максимально приблизить к живым людям, за которыми он внимательно наблюдал всю жизнь, так многогранны и многослойны, так противятся схематизации и однозначной характеристике, что у режиссеров и актеров появляется огромное поле для собственного творчества в развитии черт и линий, заложенных автором. Вероятно, это еще одна причина, почему Чехова так любят ставить на сцене, – можно в полной мере реализовать свой творческий подход, особенно при этом не споря с драматургом, не искажая мыслей, заложенных им в его произведении.

Однако пьесы Чехова можно и нужно читать, потому что именно в тексте лучше всего видно авторское высказывание – послание читателю и зрителю. Да и как адекватно передать на сцене авторскую ремарку в финале комедии «Вишневый сад»: «Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву».

Эта ремарка – звучит сама как стихотворение в прозе, выражающее то самое «настроение», которое пытался уловить Немирович-Данченко.

Парадоксально, но чем больше проходит времени и чем дальше от нас современники Чехова, с которых он писал своих персонажей, тем понятнее, что пьесы Чехова не о прошлом, а о нас сегодняшних, а, может быть, и о нашем будущем, вера в которое – одна из главных черт творчества Чехова.