Книга, которую вы держите в руках, была написана больше пятидесяти лет назад. Это монография искусствоведа Всеволода Петрова – которого в Ленинграде того времени считали одним из последних интеллектуалов хармсовской эпохи – о Владимире Васильевиче Лебедеве, по собственным словам, художнике-самоучке, основоположнике советской школы детской книги, блестящем мастере и спортсмене, строгая точность и элегантность которого вызывала у современников и восхищение, и насмешку. Книга стала легендой почти сразу после публикации: ходили слухи о «пропавшей» главе и обиде автора на издательство «Художник РСФСР» (якобы не обнаружив в опубликованном тексте важного отрывка, Петров заболел и так и не оправился от удара). Макет книги выполнен Львом Збарским – он сдал его в печать в ноябре 1971 года, а в декабре объявил об эмиграции, и спустя несколько месяцев во все десять тысяч экземпляров вручную подклеили выходные данные без его имени. Это была, таким образом, последняя книга Збарского – в Союзе он больше не получал заказов, а за границей как дизайнер оказался не востребован.
Монография Петрова – изящный и добротный пример искусствознания своего времени. Исключительно ценна эта книга тем, что, несмотря на не иссякающий интерес к Лебедеву, она остается единственным исследованием всех периодов его творчества и всех областей, в которых он работал. Она не выхватывает из биографии художника только детскую книгу, только натурный рисунок или только бурные 1920–1930-е. Петров не забывает, что и после переломного 1936 года, когда был разгромлен и пущен под нож почти весь тираж «Сказок, песен, загадок» издательства Academia, Лебедев продолжал искать, работать и развиваться. Петров допускает, что резкий и во многом трагический поворот в сторону новой эпохи произошел в Лебедеве не только от страха или из-за оскорбления грубой критикой, но и из искренней веры в возможность диалога с широким читателем и зрителем.
В приложении к этому изданию вы найдете краткую автобиографию Владимира Лебедева из архива семьи Петровых, воспоминания о художнике его ученика, Василия Власова, и рассказ об истории книги и взаимоотношениях художника и исследователя, написанный заведующей отделом рисунка Государственного Русского музея Натальей Козыревой, которая познакомилась с Петровым во время подготовки первой посмертной персональной выставки Лебедева в ГРМ 1973 года – через год после выхода его монографии и защиты ее диплома о художнике.
Эта книга впервые знакомит читателя как с хрестоматийными, так и с неопубликованными ранее работами, фотографиями из личного альбома Лебедева из собрания Русского музея и частных коллекций. На одной из фотографий – мальчик в самодельном рыцарском шлеме сидит у деревянного стола, рядом на барабане стоят картонные игрушки-лошади. На другой – пожилой художник смотрит на рабочий стол, заставленный бумажными конями. Об этих игрушках Лебедев пишет в автобиографии: он хранил их в мастерской на улице Белинского и показывал Всеволоду Петрову во время работы над монографией (см. главу «Юность художника»).
А+А благодарит за содействие в подготовке издания Ильдара Галеева, Наталью Козыреву, Владимира Березовского, Константина Эрнста, Евгения Герасимова и Государственный Русский музей.
Всеволод Петров
Владимир Лебедев
Работа над этой книгой началась при жизни Владимира Васильевича Лебедева. Автор с благодарностью вспоминает о широте и щедрости, с какой художник делился с ним своими воспоминаниями и открыл ему доступ к материалам для будущей монографии.
В дальнейшем неоценимое содействие оказала автору вдова художника, Ада Сергеевна Лазо. Ученики и друзья В.В. Лебедева – художники Юрий Алексеевич Васнецов, Василий Адрианович Власов, Валентин Иванович Курдов, Алексей Федорович Пахомов и Татьяна Владимировна Шишмарёва, а также искусствоведы Дмитрий Владимирович Сарабьянов и Геннадий Иванович Чугунов дали автору немало ценных советов.
Автор просит их принять глубокую благодарность за помощь в работе.
В декабре 1909 года в залах Академии художеств открылась выставка рисунков и эстампов; среди ее участников был восемнадцатилетний художник Владимир Лебедев.
В следующем, 1910 году петербургский иллюстрированный журнал «Свободным художествам» опубликовал серию его работ.
С этого дебюта начался сложный и долгий, более чем полувековой путь в искусстве, пройденный Владимиром Васильевичем Лебедевым.
Юность художника завершилась на пороге Первой мировой войны, пора его творческой зрелости совпала с эпохой Октябрьской революции. Он рос и формировался в то время, когда взрывались самые глубокие исторические основы русской жизни и перестраивались принципы культуры, когда художественная мысль, едва нащупывая свои будущие пути, кипела в огненных противоречиях и страстных исканиях. Именно в эту пору в русском искусстве сложился особый тип художника-изобретателя, экспериментатора, открывателя новых путей. В творческой индивидуальности Лебедева можно видеть едва ли не классическое воплощение этого художнического типа.
Вместе с другими большими мастерами, впервые выступившими накануне Первой мировой войны и Октябрьской революции, Лебедев испытал и преломил в своем творчестве влияние пережитой им великой и сложной эпохи. Он выразил свою эпоху ярче, чем многие его сверстники, хотя, быть может, и уступал иным из них по широте охвата явлений окружающей действительности. На это указывали с полным единодушием все писавшие о Лебедеве. Однако не всегда достаточно ясно осознавалась важнейшая особенность исторической роли и художнической судьбы мастера: он отразил свое время именно потому, что был не только чутким свидетелем совершающихся событий, но и их активным участником, наложив на молодое советское искусство неизгладимый отпечаток своих собственных идей и исканий, своего мироощущения и творческого темперамента.
Две типичные особенности наиболее отчетливо характеризуют облик Лебедева как художника.
Первую из них можно было бы определить как обостренное чувство современности, умение ощущать свою эпоху и жить ее интересами. Подобно В.В. Маяковскому, Лебедев нередко ставил свое искусство на службу актуальным задачам текущего момента. Творчество художника неотделимо от потока действительности, и, быть может, именно злободневность его произведений сообщает им непреходящее значение. В сериях политических плакатов, в циклах станковых рисунков и, наконец, в произведениях портретной живописи воскресают грани эпохи. Она воссоздана с непосредственной наглядностью, доступной только очень глубокому и тонкому наблюдателю, и с силой художественного обобщения, возникающей лишь в творчестве страстно заинтересованного очевидца.
