Стояла дивная зимняя петербургская ночь. С пятисотсаженной высоты башни ярко светило городское электрическое солнце, по обилию световых лучей нисколько не уступавшее тому светилу, которое каждое утро на смену ему всходило на востоке и плыло по небу, по направлению к западу. Еще выше саженей на триста, от той же башни на тонком стальном шесте подымался колоссальный термометр, который показывал 20 градусов холода.
Но здесь внизу, над городом и на его улицах, благодаря грандиозным общественным печам, которые согревали разом не только внутренность домов, но и воздух на несколько десятков верст в окружности, было тепло, как в июле, и жители города, поспав не более получаса, – так как они, занятые делами, не имели возможности тратить ежедневно на такое непроизводительное занятие, как сон, больше этого времени, – усиленно занимались каждый своей работой. К утру, то есть к тому моменту, когда взойдет небесное солнце, а городское будет погашено, все работы должны быть кончены, так как наступит ежемесячный праздник.
В прежние времена, как свидетельствует история, люди устраивали себе праздники каждую неделю и, кроме того, у них были еще и другие дни, когда они ничего не делали. Но с течением веков неимоверно усилившаяся борьба за существование заставила их отказаться от этой роскоши и теперь они праздновали лишь один раз в месяц. Но зато в этот день какая бы то ни была работа считалась национальным преступлением. Все должны отдыхать и радоваться – лежать или танцевать, петь, играть во всевозможные игры, словом, доставлять себе только удовольствие, которое в умеренной дозе является лучшим отдыхом для утомленного организма.
В такую ночь к воздушному подъезду одной из самых фешенебельных гостиниц приближался известный всему миру американский миллиардер Чернчайль. Накануне, пообедав со своими друзьями и ввиду довольно продолжительного путешествия вздремнув в кресле, он вылетел из Нью-Йорка, и так как теперь было несколько более двух часов ночи, то он в пути находился всего около четырех часов. Без сомнения, при желании, он мог бы пролететь это пространство вдвое скорее, так как висевшая на золотой цепи его часов в виде брелока машина, величиной с наперсток, была одна из самых совершенных. Но по дороге через Атлантический океан, где он был около полуночи, он встретил целое общество американских друзей, летевших из Европы в Америку. Это были просто веселые люди, которые слетали в знаменитую старинную столицу, всегда отличавшуюся веселыми нравами, пообедать в обществе красивых женщин, и теперь возвращались на ночлег в Нью-Йорк.
Узнав в нем знаменитого соотечественника, они сделали ему овацию, и он должен был провести с ними в воздухе довольно значительное время.
Просторный, роскошно отделанный подъезд гостиницы, расположенный на самом верху ее, над 172 этажом, был самым оживленным местом столицы.
Сюда слетались иностранцы со всех концов мира, встречая здесь все приспособления удобства, какие только мог изобрести человеческий ум.
В огромном доме гостиницы было сосредоточено все, как для деловых надобностей, так и для развлечения. Не было нужды за покупками обращаться в магазины и на рынки, точно также не приходилось рыскать по конторам и банкам, – здесь были всевозможные магазины, а все конторы и банки имели тут свои отделения. Театры самых причудливых жанров, выставки, спортивные залы, все это было во всякое время к услугам гостей, занимая большую часть дома.
Едва успев занять номер, состоявший из множества комфортабельных комнат, где были предусмотрены все малейшие потребности самого изысканного вкуса, Чернчайль, прежде всего, осведомился:
– Далеко ли отсюда помещается всемирно известный «Органо-ремонториум»?
– Если речь идет о незначительных органах, как, например, пальцы, или даже кисти рук и ног, то с этим может отлично справиться отделение «Всеобщего органо-ремонториума», находящееся при нашей гостинице.
– Ах, нет, – возразил Чернчайль, – это гораздо серьезнее. Я хочу ремонтировать мое сердце.
– О, так это, действительно, серьезно. В таком случае, вам придется самолично слетать в главную мастерскую… Там есть замечательные специалисты по сердцу. Угодно сейчас? Наш кондуктор проводит вас…
Минут через десять после разговора Чернчайль был уже в воздухе и, следуя за кондуктором, который мчался впереди, пролетел мимо ярко освещенных электрическим солнцем крыш высоких домов, дворцов, театров и церковных куполов, и спустился над зданием, над крышей которого в воздухе висели огромные огненные буквы:
ВСЕОБЩИЙ ОРГАНО-РЕМОНТОРИУМ
Еще через минуту Чернчайль был в приемной.
«Всеобщий органо-ремонториум» в Петербурге славился на весь мир.
Этот город и его страна в последние два столетия, вообще, заняли первенствующее положение в деле техники человеческого организма.
Русские ученые-естествоиспытатели открыли способ разбирать организм по отдельным составным частям и вновь складывать его. Само собою понятно, что для людей, поглощенных делами и дорожащих временем, открытие это имело колоссальное значение. Нуждаясь в лечении или выпрямлении ноги, или прочистке какого-нибудь засорившегося кровеносного сосуда в ней, вы не должны тратить напрасно драгоценное время, оставаясь в больнице. Вы просто отсылаете вашу ногу в «Органо-ремонториум» и преспокойно продолжаете ваши дела, пока нога в совершенно обновленном виде не вернется к вам и не займет свое место.
Точно также вы можете поступить с вашими руками, с селезенкой, с почками, с любым из служебных органов. Если бы вы считали неудобным обходиться без них, вам стоило бы только заявить об этом в контору «Органо-ремонториума», и вам пришлют великолепно сделанный искусственный орган, который временно будет служить вам, как ваш собственный. Только мозг и сердце не выдерживали пересылки, и их умели вынимать собственноручно лишь специалисты заведения.
Чернчайлю пришлось не менее получаса ждать очереди, – целая вечность для делового человека. Впереди его, у двери приемного кабинета, стояла длинная вереница приехавших со всех концов мира клиентов, среди которых были люди всевозможных цветов и оттенков, явившиеся из Азии, Африки, Австралии, Америки, Южного полярного материка…
Пользуясь этим временем, мы можем поближе познакомиться с Чернчайлем. Это был человек колоссального роста: ему не хватало только одного вершка до полутора аршин*, чтобы считаться великаном.
Его огромная голова была совершенно лишена волос, что служило несомненным признаком высшей утонченнейшей расы, и блестела, как хорошо отполированный шар из слоновой кости.
С лицевой стороны бросался в глаза высокий, выпуклый лоб, под которым, как бы прячась в его тени, острым пронизывающим блеском горели умные проницательные глаза, глубоко сидящие в орбитах. Нос был прямой, тонкий, совершенно утопавший под отвесной выпуклостью лба. Тонкие губы его небольшого рта в спокойном состоянии красивыми мелкими складками были собраны в одной небольшой точке; когда же он улыбался, они широко раздвигались и открывали два ряда чудных бледно-розовых десен, которые были совершенно свободны от грубых и бесполезных придатков, носящих древнее название «зубов» и еще уцелевших у людей низшей расы, а также у животных.
