Двенадцатого сентября сорок первого года дороги войны привели меня в Военно-санитарное управление Ленинградского фронта. У дверей кабинета начальника отдела кадров толпились врачи.
С поля боя в Ленинград непрерывно поступали раненые, но эвакуация в глубь страны прекратилась. Захватив станцию Мга, войска противника перерезали последнюю железную дорогу, связывавшую Ленинград со страной. Военный совет фронта постановил организовать дополнительную сеть военных госпиталей почти на двадцать тысяч коек. Срок выполнения приказа – шесть дней. Вот почему у начальника отдела кадров толпились сейчас врачи различных специальностей. Они ждали назначений в госпитали.
Военно-санитарное управление фронта я покинул с предписанием «явиться в эвакуационный госпиталь, где начальником товарищ С. А. Ягунов».
Я шел по Невскому.
На проспекте прохожих больше, чем всегда. Это и понятно. В Ленинграде скопилось много беженцев. Из Прибалтики, Пскова, Луги, с Карельского перешейка, из пригородных районов. Все прохожие с противогазами. Много военных.
Город под угрозой уличных боев: гитлеровцы в Гатчине, Пушкине, Красном Селе, у Колпина, Петергофа. Идут упорные бои за Пулковскую высоту – ключевую позицию ленинградской обороны.
Время от времени патрули останавливают прохожих, проверяют документы. У домов – дежурные с красными повязками на рукавах.
Сады, парки, скверы изрезаны щелями. Памятники укрыты песком, обшиты тесом. Витрины магазинов – тоже. Стены домов заполнены воззваниями и плакатами: «Ни шагу назад!», «Отстоим Ленинград!».
Слышен гул артиллерийской канонады. Бои на ближних подступах – гитлеровцы продолжают наступление на Ленинград.
Мне надо на Васильевский. Зимний дворец и здание Главного штаба камуфлированы. На крыше Главного штаба стоят зенитные пулеметы.
У гранитных берегов Невы – корабли Краснознаменного Балтийского флота. От воздушного наблюдения они замаскированы окраской и сливаются с фоном зданий набережной.
Справа от Дворцового моста – теплоход «Андрей Жданов». Ох как екнуло сердце! До войны плавал на нем. Очень хочется забежать, увидеть друзей. Но увы! В предписании сказано: «Явиться в госпиталь в двенадцать ноль-ноль». Нельзя опоздать ни на минуту.
Под мостом – темно-зеленые воды Невы. Ветер по-осеннему резок. Низкие тучи. Накрапывает нудный, мелкий дождь. Сыро. День пасмурный, хмурый. Прохладно, тоскливо…
У главного подъезда университета много студентов. Блестит мокрый асфальт, золотится набережная опавшими листьями. Я свернул направо. Дойдя до конца Менделеевской линии, увидел большое голубоватое трехэтажное здание – исторический факультет Ленинградского университета. Из здания выносили шкафы, столы, книги. Худощавый, лет за пятьдесят мужчина в синем комбинезоне и парусиновом переднике тащил кипу книг. Я подошел к нему:
– Где можно видеть начальника госпиталя?
– Госпиталя еще нет, а Ягунов – вон там. Усатый.
У настежь открытой двери – широкоплечий военный невысокого роста, с паяльной лампой в руках. Он в сером запыленном макинтоше и – слегка сдвинутой на затылок пилотке. Округлое, одутловатое лицо, мясистый, приплюснутый нос, пушистые усы.
Рядом с Ягуновым седой человек. Хмурый и флегматичный, как мне показалось.
Начальник пробежал глазами предписание:
– Очень хорошо! Комиссар, нашему полку прибыло. – Он повернулся к соседу.
– Вижу.
– Зарегистрируйтесь в пятой аудитории, у начальника медицинской части профессора Долина. И немедленно прокаливать кровати! – Ягунов протянул мне паяльную лампу.
– А как это делать? – растерянно спросил я. – Мне не приходилось…
Ягунов резко прервал:
– Вас когда-нибудь кусали клопы?
– Случалось.
– Какие были эмоции?
– Неважные…
– Оч-чень хорошо! В восемнадцать ноль-ноль, – посмотрел на часы Ягунов, – доложите о результатах. Ясно?
– Вполне.
– Действуйте!
Так, с паяльной лампой в руках я поднялся на третий этаж. С трудом отыскал пятую аудиторию. В дверях меня встретил странный для этой обстановки человек. В сером клетчатом костюме, коричневых крагах, начищенных до блеска, он напоминал иностранного туриста.
– Вам кого? – строго спросил незнакомец, поблескивая очками.
– Приказано зарегистрироваться у начальника медицинской части профессора Долина.
– Долин – я. – Он покосился на мою паяльную лампу и быстро прочел предписание. – Хорошо. Вы зачисляетесь ординатором пятого медицинского отделения. Как только закончите войну с клопами – сразу на отделение! Работы – уйма! Кратенько, в двух словах, наша задача состоит в том, чтобы…
Это «кратенько, в двух словах» продолжалось минут десять. Потом со студентами и женщинами из соседних домов я пошел прокаливать кровати.
В самый разгар работы что-то случилось с моей паяльной лампой. Она перестала действовать. Многие смотрели, крутили, вертели, но безуспешно.
– Спуститесь во двор, – посоветовал мне кто-то, – там есть слесарь, кажется, Голубев.
Голубевым оказался тот самый человек, которого я встретил недавно около госпиталя с кипой книг.
– Тебе что? – грубовато спросил он.
– Да вот… лампа…
– Дай-ка сюда, посмотрим…
Через пять минут все было в порядке.
– Лучше прежнего будет работать. Ручаюсь! – сказал Голубев.
– Вы кем здесь?
– Дворником. Голубев моя фамилия. Семен Ильич. А зовут попросту – Семеныч. Здесь и живу. А тебе как фамилия? Чего будешь делать?
– Грачев. Доктор Грачев…
– Ну вот, значит, будем знакомы…
* * *
Ровно в восемнадцать ноль-ноль я отправился докладывать Ягунову о выполнении приказа. Я долго блуждал по бесконечным коридорам трехэтажного здания, пока не выяснил, что начальник в кабинете бывшей поликлиники университета.
К кабинету с надписью «Невропатолог» путь мне преградил сухощавый, подвижной брюнет, на вид лет сорока пяти.
Тщательно выбритое лицо, безупречно отглаженная гимнастерка, новый ремень, подчеркнутая выправка – все это придавало ему некоторую щеголеватость.
– Начальника госпиталя? А вы кто?
– Ординатор пятого медицинского отделения Грачев.
– Савицкий, Петр Устинович, – представился брюнет. – Секретарь начальника. Проходите… – Он резко закашлялся.
– Простудились?
– Нет. Пневмоторакс…
У Ягунова сидел комиссар Луканин. Начальник выслушал мой рапорт о прокаливании кроватей, кивнул и неожиданно просто, как-то по-домашнему, произнес:
– Садитесь. Вам полезно послушать наш разговор. Значит, так, Федор Георгиевич, Голубева надо иметь в виду, знаю его. Он мужичонка по-житейски хитроватый, хозяйственный. Такие – все в дом. Что у нас дальше?..
– В первую очередь – кадры, все будет зависеть от людей… – Луканин говорил спокойно, чуть глуховатым голосом, не торопясь, будто прислушиваясь к своим словам. Ягунов, наоборот, говорил быстро, порывисто, короткими фразами, жестикулируя.
