“Научи войори снова слышать Сердце. Остальное сделает мой орден.”
Генерал-лейтенант Вейше Гёре
Эмиссар короля.
1. Дхавал-Нилам снижался на площадку дворца, борясь с сильными боковыми порывами ветра. Молния ударила в пяти метрах от него, оставив тёмное пятно во дворе. Он не видел этого. Лишь услышал звук, ощутил локальную кратвовременную перемену температуры и резкую вспышку запаха озона. От мощного электрического разряда по всему телу поднялись волоски, как и дрогнули заплетённые в косы без боевых цепей волосы. Цепи ему не пологались.
Братья вернутся не скоро. Его, как самого младшего освободили с тренировки раньше.
Юноша тяжело приземлился, следуя звуковому маяку в шлеме, и с трудом сложил крылья, сбивающие его с ног – ураган разыгрался нешуточный. Маяк пищал в наушниках то слева, то справа, указывая верный путь. Ухватившись обеими руками за мокрые от дождя поручни, чтобы его огромные крылья не снесли его с крыши, нихмир быстро прыгнул в ложе ската. Съехал, чуть согнув колени на террасу и скользнул в тёмный проём коридоров, ловко поднимаясь на ноги. Веси и окна почти все закрыты. Он понял это по слабому сквозняку.
Стряхнув с крыльев воду, Дхавал спустился по лестнице, на ходу закрывая оставшиеся окна силовыми щитами, находя их наощупь. Ночная буря обещала быть сильной и разрушительной, и юноше не хотелось ненароком поскользнуться в луже воды в одном из коридоров. Это последняя буря на Войоре, прежде чем Сердце начнёт биться ровно и спокойно. Братья же остались в пещерах. Они не рискнули в грозу лететь домой. Их попытки уговорить младшего остались без ответа – Дхавал всё равно не понимал, что такое гроза. Кроме сильного, штормового ветра, сбивающего его с курса и оглушительного грома, он ничего не видел.
Проходя мимо кабинета Семёна, он замер, услышав своё имя:
– Дхавал-Нилам не сможет заниматься устройством суда. Он не сможет этого, – мать расстроенно шагала по кабинету. Она нервно тёрла озябшие руки, а Дхавал слышал запах её кожи, когда она так делала. Он ощущал её настроение по шагам, по манере говорить, по дыханию, которое отчётливо слышал.
– Да, почему ты решаешь за него? – Семён сердился. – У него не остаётся выбора – ты и Яхиль заняли своими старшими сыновьями все главенствующие места. Пусть хоть судьёй поработает год-два.
– Он слишком добр. И я не знаю… Он… Он чист и невинен.
– Нужно было думать, когда давали ему имя, – сварливо буркнул Семён. – Ему никогда не стать бойцом или учёным. Он не сможет контактировать с урханами или гирдами…
– На счёт гирдов, мы не можем знать наверняка. Да, и при чём здесь имя? – Сикху шумно села в кресло. – Ему приходится тренироваться больше, чем остальным. Он вынужден посвящать всё своё время обучению и новым симуляторам. Ты и сам злишься, когда он садится в твоём кабинете, чтобы овладевать математикой и навыками работы с интерактивными колбами. Я согласна с тобой, ему не стать бойцом или полноценным учёным, но и работу судьи ему нельзя доверить. Нужно искать альтернативу. Возможно, он сможет заниматься медициной или ремонтом увойдов и крейсеров.
– Хорошо. Тогда начнём с медицины. В этом он определённо, талантлив. По запаху определяет любые отклонения в организмах. А на счёт имени. Имя создаёт матрицу будущего. Назвав его камнем, чего ты ожидаешь, Сикху? Он будет лежать на земле недвижимо? Он станет чьим-то орудием? Или будет сверкать всеми гранями, украшая собой кого-то и вызывать лишь зависть и алчность?
Мама тяжело и судорожно вздохнула.
– Ничего из этого я бы не пожелала сыну. Он мечтает стать воином.
– Не бывать этому, Сикху. Ты знаешь это. Пора забыть о бесполезных мечтах и занять мальчика делом. Он станет первой жертвой на войне, да и в любом ином противостоянии.
Дхавал тихонько вытер мокрое от дождя лицо. Его губы поджались. Они ничего не знают о нём. Его пайкчхики когда-нибудь тоже будут греметь фестонами победы, как у отца. Медицину же он и так знает. Да и что о ней знать? “Права 278” всё делает без его участия.
Юноша стиснул зубы и, развернувшись, пошёл к отцу, идя на запах корицы. Стены он чувствовал волнами иной температуры, чем его тело.
– Папа?
– Да, Дхавал. Я здесь, иди на мой голос, – Гарвалл протянул руку и ухватил его за запястье, но сын раздражённо выдернул руку и сам присел в кресло рядом, осторожно приподнимая ещё мокрые крылья.
– Отец, почему “Права 278” не смогла вылечить мои глаза? Из-за своей слепоты я не могу себе позволить то, что могут делать остальные.
Джахарвалл задумался и присел на край своего стола, глядя на гибкого и жилистого сына.
– Ты и сам всё знаешь. Во мне было столько огня, что он ослепил моего тебя ещё в утробе матери. Нам с тобой просто не повезло. Когда твоя мама вынашивала тебя, рядом не оказалось моих семейственников, которые могли забирать часть моего неона. Поэтому тебе и маме досталось очень много огня Сердца Войора.
– Но мама не ослепла, – буркнул юноша недовольно и взмахнул рукой. Всё в этом жесте указывало на досаду и раздражение. Но отец продолжил, разглядывая на своей коже появляющиесяи исчезающие змеиные узоры, наподобие чешую, проступающие светящимся неоном. Сын не видел его проявление чего-то незнакомого этому миру, А от остальных это загадочное явление Гарвал успешно скрывал.
Отец вздохнул, оглядывая уютный кабинет и касаясь кончиками пальцев со спрятанными когтями гладкой поверхности стола.
– Я никогда тебе не говорил. Но, думаю, тебе следует знать, что все угзи в давние времена завязывали перед боем глаза. Они слепли. Но, видели телом, духом. И у них не было кристаллов.
– Найди мне угзи, отец, чтобы он научил меня слышать тьму, видеть духом, как они, – Дхавал поднялся и решительно двинулся на выход, ориентируясь на сквозняк.
– Таких больше нет, сын. На нашем Войоре, в этой плоскости Тессеракта истинных угзи не было. Они остались на другом Войоре. Нашим же семейственникам незачем завязывать глаза. Истинным угзи это было нужно как компенсация их слабым телам и невероятной гибкости. Нынешние угзи и без того достаточно могучи. И они не потеряли в скорости и ловкости, когда стали меняться под воздействием неона славного бога Сатталаха.
Юноша на мгновение остановился на пороге, но всё же уверенно шагнул в тёмный коридор, ведь темнота ему не страшна, она всегда с ним. И он не знает, что такое темнота и свет с рождения. Он знает только слова, не имеющие для него значения. Его нога коснулась холодного металла – угзи отца. Массор.
– Тебя проводить, Нилам? – угзи отца всегда называли его вторым именем, а не основным. Они с восхищением говорили, что его глаза белые, как глаза гирдов или псов богов. И крылья его белы, как снег, с серебряными полосами. Но он не понимал, о чём они говорят. Он не знает и этих определений.
