I. Филеас Фогг и Паспарту сходятся друг с другом, первый в качестве господина, второй в качестве слуги
Дом под № 7 в Савиль-Роу, Борлингтон-Гарденс, где в 1814 году умер Шеридан, в текущем 1872 году занят был Филеасом Фоггом, эсквайром, одним из самых странных и самых выдающихся членов известного лондонского клуба, называемого Reform Club, хотя, по-видимому, он поставил себе задачей не делать ничего такого, что могло бы обратить на себя внимание.
Итак, место одного из величайших государственных людей, которыми гордится Англия, занял Филеас Фогг, лицо загадочное, о котором не знали ничего иного, только что он отличный человек и один из самых красивых джентльменов высшего английского общества.
Говорили, что он похож на Байрона, – головой, ибо и ноги у него были безукоризненные, – но на Байрона бесстрастного, охладевшего, который мог бы прожить тысячу лет и не состариться физически.
Несомненно Англичанин, Филеас Фогг может быть и не был лондонским уроженцем. Его не видали никогда ни в банке, ни на бирже и ни в одной из контор Сити. Ни бассейны, ни доки Лондона не принимали никогда ни одного судна арматором, которого был бы Филеас Фогг. Этот джентльмен не участвовал ни в каком административном комитете. Имя его никогда не раздавалось ни в коллегии адвокатов, ни в Темпле, ни в Линкольнс-Инне, ни в Грейс-Инне. Никогда не произносил он речей, ни в Канцлерском суде, ни в суде Королевиной Скамьи, ни в казначействе, ни в верховном суде. Он не был ни промышленник, ни негоциант, ни купец, ни земледелец. Он не был членом ни одного из институтов, ни одного из обществ, которыми кишит столица Англии, начиная от общества Armonica, до энтомологического общества, основанного главным образом с целью истребления вредных насекомых.
Филеас Фогг был членом Реформ-Клуба – вот и все.
Кто удивился бы, что столь таинственный джентльмен принадлежит к членам этой почтенной ассоциации, тому отвечали бы, что он вступил туда по рекомендации гг. братьев Баринг, у которых он имел открытый кредит. Это придавало ему особенное значение, так как чеки его уплачивались немедленно в его текущий счет.
Был ли богат этот Филеас Фогг? Несомненно. Но каким образом он разбогател, – этого не могли сказать люди самые сведущие, и мистер Фогг был последний, к которому можно было бы обратиться с расспросами по этой части. Во всяком случае, он не был расточителен, хотя не был и скуп, ибо повсюду где недоставало поддержки на какое-нибудь дело полезное, благородное или великодушное, он доставлял ее молча, и даже, когда было возможно, скрывая свое имя.
Вообще трудно было найти джентльмена менее сообщительного. Он говорил сколько возможно меньше, и казался еще более таинственным по своей молчаливости. Тем не менее жизнь его была у всех на виду, но то что он делал было до такой степени математически однообразно, что воображению и разгуляться было не над чем.
Путешествовал ли он? Весьма вероятно, ибо никто лучше его не знал карты земного шара. Не было такого отдаленного угла на земле, о котором бы он не имел самого точного понятия. Иногда в нескольких словах, кратких и ясных, он поправлял бесчисленные толки, ходившие в клубе о путешественниках заблудившихся или пропавших без вести; он указывал на действительные вероятности, и слова его нередко казались внушением какого-то предвидения, того что называют «вторым зрением», так как события под конец всегда их оправдывали. То был человек, который должен был путешествовать везде, по крайней мере, в воображении.
Несомненно было только одно что в течение многих лет Филеас Фогг не выезжал из Лондона. Те, кто имели честь знать его несколько ближе свидетельствовали, что никто и никогда не видал его в ином месте, кроме прямой дороги по которой он ежедневно проходил от своего жилища в клуб. Единственным занятием его было чтение газет и игра в вист. В эту игру безмолвия, столь свойственную его натуре, он часто выигрывал, но выигрыш он не прятал к себе в карман, а включал в бюджет раздаваемых им пособий. К тому же надо заметить что очевидно мистер Фогг играл для того чтоб играть, а не для того чтобы выигрывать; игра была для него сражением, борьбой против затруднений, но борьбой без движения, без перемены места, без утомления, и это также согласовалось с его характером.
Сколько известно было, у Филеаса Фогга не было ни жены, ни детей, – что может случиться с самыми честными людьми; ни друзей, ни родных, – что конечно бывает гораздо реже. Филеас Фогг жил один в своем доме в Савилль-Роу, куда никто не проникал. О его домашней жизни никогда не было речи. Для прислуги у него был только один человек. Завтракал и обедал он в клубе, в часы хронометрически определенные, в одной и той же зале, за одним и тем же столом, не угощая никого из своих товарищей, не приглашая никого постороннего; он возвращался домой только затем чтобы лечь в постель ровно в полночь, и никогда не пользовался теми комфортабельными комнатами, которые его клуб предоставляет в распоряжение своих членов. Из двадцати четырех часов он проводил десять у себя дома, где спал или одевался. Если он прогуливался, то всегда одинаково, ровным шагом, по входной зале или в крутой галерее, над которою возвышается купол с синими стеклами, поддерживаемый двадцатью колоннами из красного порфира. Когда он обедал или завтракал, клуб доставлял ему все свои роскошные припасы; подавали ему кушанья служители клуба, важные лица, одетые в черное платье и в башмаках на мягких подошвах, на особо назначенной фарфоровой посуде; в хрустальных сосудах клуба ему подавались его портвейн, херес, или кларет, приправленные различными пряностями; наконец лед клуба, привезенный за дорогую цену из американских озер, поддерживал необходимую свежесть его питья.
Если жить при такой обстановке значит быть эксцентричным, то надо сознаться что эксцентричность имеет в себе нечто хорошее!
Дом в Савилль-Роу, не отличаясь пышностью, казался чрезвычайно комфортабельным. К тому же при неизменных привычках его обитателя, услуга не представляла особой трудности. Тем не менее Филеас Фогг требовал от своего единственного служителя необыкновенной точности и аккуратности. В этот самый день, 2го октября, Филеас Фогг отпустил Джемса Форстера, так как малый этот провинился тем, что принес ему воды для бритья в 84R по Фаренгейту, вместо 86R, и ожидал его преемника, который должен был явиться к нему около половины двенадцатого.
Филеас Фогг сидел в своем кресле сдвинув ноги, как солдат на параде, упирая руками в колена, вытянув все тело и смотря на стрелку стенных часов, – снаряда весьма сложного, указывавшего часы, минуты, секунды, дни, числа и год. Ровно в половине двенадцатого мистер Фогг должен был, по своей ежедневной привычке, выйти из дома и отправиться в клуб.
