До Малого Торжка мы добрались далеко за полночь. Главные ворота давно заперли. Конечно, стоило в них побарабанить достаточно долго, нам бы открыл какой-нибудь сонный и злой стражник. В конце концов, он имел полное право стрясти в нас плату за вход, да небось ещё и двойную за несвоевременную побудку бдительного стража. А поскольку ночью за его честностью никто не следил, деньги вполне могли отправиться прямиком за пазуху. И нам не жаль лишней монеты. Но всё это при условии, что стражник попадётся привычный и немолодой. Как правило, только что принятая на службу молодёжь бывает не в меру ответственной. Мужик вполне мог начать дотошно выяснять, кто мы, откуда и зачем едем, почему выглядим как седмицу по лесам шлявшиеся, а то и записать приметы в особый свиток при поясе (развелось грамотных!). А без пристального досмотра мы вполне могли обойтись.
- По солнцу, по солнцу забирайте, - шептал Надея, пообещавший найти менее приметный вход. Что ж, кому как ни разбойникам знать тайные лазы.
Пройти пришлось не меньше версты, но оболтус оказался прав – в воротах и правда виднелась аккуратная деревянная дверка, заботливо прикрытая кустом смородины, явно прикопанным здесь недавно и оттого выглядящим печально-пожухлым посреди цветущего разнотравья. О том, откуда бы вообще взяться смородине мало не в чистом поле с наружной стороны стены, горе-пограничники не задумывались. Наверняка, выкопали на ближайшем огороде да так и прикопали, не полив и не порыхлив землю. Дверку, тем не менее, прикрыли.
- У меня складывается впечатление, - заметил Серый, - что стражники прекрасно знают про эти воротца и всячески прячут их от начальства.
- А начальство наверняка и следит не шибко бдительно, потому как и само в доле, - поддержала я.
Надея закивал:
- Как есть! Стражники и прячут. Им с этих ворот тоже лишняя медечка капает. С главных-то вся плата в казну должна идти, а тут и себе на кружку-другую выручить можно. Я, когда в Торжке пытался обосноваться, на этих воротцах день стоял. Да как-то не задалось…
- За руку поймали?
- Не. Сам дурак: ворота настежь и давай народ пускать. А деньги-то брать за вход и не догадался! Ну меня в шею и погнали.
- И правильно сделали! – донеслось с той стороны двери.
Я испуганно ойкнула.
- Мил человек, - начал Надея, - мы люди простые. Нам бы в город, а стражников тревожить неохота…
- Ничего не знаю. Я тут просто мимо иду, - ответила дверь.
- Мы же не тати какие, - Надея не терял надежды.
- Три медьки за каждого, - сократил разговор Серый.
Дверь задумалась:
- Десять!
- Две.
- Семь!
- Дверь выломаю.
- Она дубовая. Шесть!
- Какая она дубовая? В пальцах рассыпается, - Серый для верности колупнул дерево пальцем.
- Пять и одну сверху на новую дверь!
Надея сосредоточенно позагибал пальцы и возмущённо выдал:
- Это же всё равно семь!
- Шесть, бестолочь, - поправил Серый.
- Ишь, умные сыскались. Ладно. Пять медек с каждого и не медькой меньше!
- Ну тогда мы к главным воротам. Всяко дешевле выйдет.
Серый не двинулся с места – так и стоял, привалившись спиной к стене и любуясь на бледные звёзды. Результата ожидал. А дверь уже поспешно открывалась. Нашему вниманию предстала маленькая сгорбленная, но очень живенькая старушка. Она то натягивала платок по самый нос, то быстро из-под него выглядывала, осматривая нас. Короткие, но очень аккуратные, хоть и полностью седые, косицы шаловливо торчали из-под убора. Завершал образ маленький, но очень грозный топорик за поясом.
- Чего стоите? – сварливо поторопила нас стражница, - три медьки с носа и живее, живее мне тут! Неча толпиться.
- Бабушка, - охнула я, - это ж как вы тут?
- А что, бабушка уже и денежку лишнюю заработать не моги? Что встали, как вкопанные!
Старушка, хоть и поторапливала нас, упрямо стояла в дверях, всем своим видом демонстрируя, что бесплатно никого не пропустит. Даже сухонькую ладошку на топорик положила для вящей убедительности.
Серый молча скривил губы в улыбке, Надея выдал что-то очень неприличное, выражая мысли по поводу. Муж вручил бабушке аж целую серебрушку, после чего грозная воительница, наконец, ушла из прохода, пуская нас в Малый Торжок. Монету, впрочем, недоверчиво попробовала на зуб.
Внутри, чуть в стороне от ворот, укутавшись в старенькое одеяло, спал мужичок. Возле него аккуратно в рядок стояли глиняная крынка, в каких я в детстве носила в поле молоко, луковица с кусочком сала на тряпице и надкусанная с разных сторон краюха хлеба.
- Вот, внучку принесла, - смущённо призналась старушка, завоевав моё окончательное восхищение, - притомился, милый. Так я за него туточки стою. Кому ночью-то в город надо? Разве что совсем пропащим, а с них и взять нечего.
Надея обиженно закашлялся.
Старушка пристально осмотрела его с ног до головы, но поправляться не стала, твёрдо решив окрестить нас «пропащими».
- Ну мы пойдём? – я зачем-то спросила разрешения и всё боялась, что бабушка обидится, неправильно расценив мою невольную постоянную улыбку.
- Идите, идите, - разрешила стражница, не оборачиваясь на нас и умилённо рассматривая сопящего внучка.
