Как известно, первые выборы в Верховный Совет СССР состоялись в декабре 1937 года. За год до этого была принята первая Конституция Союза ССР, которую назвали сталинской. В ней были красиво и чётко записаны все права граждан Советской страны. Но это была лишь красивая ширма, выставленная советской властью перед международной общественностью: мол, смотрите, господа, как у нас всё хорошо с правами человека. А за ширмой – расстрелы, пытки, лагеря. Одним словом – произвол. Согласно Конституции только через год назначались выборы в высший орган законодательной власти – Верховный Совет. Под– готовка к ним велась повсеместно и основательно.
Велась она и в Днепропетровске, где уже четвёртый год жила на проспекте Карла Маркса семья Карпов. Старшему сыну Давиду, или, по-домашнему, Дусику, летом исполнилось двенадцать, и он перешёл в шестой класс. За три года жизни на новом месте Давид попривык к ритму другого города. Появились новые друзья. Среди них выделялся ровесник Дусика, живший по соседству Игорь Ольховиков. Забегая вперёд, скажу, что крепкая дружба между Игорем и Давидом продолжалась всю жизнь, вплоть до смерти Игоря в 1972 году от рака.
Но до этого ещё далеко. Пока же они вместе бегали купаться на Днепр, ходили в кино, играли в казаки-разбойники. Родители Игоря работали на трубопрокатном заводе и были на хорошем счету у начальства. Родители Давида поощряли их дружбу, часто приглашая Игоря в гости.
А в городе, тем временем, начиналась предвыборная кампания. Рабочие коллективы выдвигали единого кандидата от блока коммунистов и беспартийных. И этим кандидатом стал ученый-океанолог, участник папанинской экспедиции на Северный полюс Пётр Петрович Ширшов. По всему городу были расклеены листовки с его портретом и биографией. Местное радио каждый день рассказывало о его деятельности. Не отставали от взрослых и мальчишки. Они бегали по городу, разбрасывая агитационные листовки. Игорь придумал речевку, которую они кричали на каждом перекрёстке прохожим:
Взрослые и детвора!
Голосуйте за Петра.
За Петра Петровича,
За Ширша Ширшовича.
Эту речовку Давид запомнил на всю жизнь. Всё-таки, как не говори, весёлое было время! Первые выборы не были так формализованы, и агитаторы изощрялись в искусстве пропаганды.
А в семье Карпов мнение насчет кандидата разделилось.
– Какой он к чёрту, кандидат, – удивлялась Елизавета Осиповна.
– Он же не знает, в чем нуждается наш город.
– Ну, Лизонька, он же приедет сюда, побывает на собраниях и люди ему выскажут свои наказы, – спокойно говорил Наум Самуилович.
– Ха, так он и будет тебе выполнять, когда у него и так работы по горло.
– Будет. Это его прямая обязанность.
– Что-то я сомневаюсь, Наумчик. Да вообще, это и не выборы, а черт те что. Один кандидат на одно место – разве это выборы?
– Тише, тише, Елизавета! И у стен есть уши.
– А ты что, боишься?
– Да боюсь. Позавчера взяли Якова Деревянко.
– Как?! И Якова тоже!.. Ну, сволочи!..
– Вот именно! – понизил голос Наум Самуилович. – Не ровён час, и меня заберут.
– Не дай Бог, Наумчик, не дай Бог, – испугалась Елизавета Осиповна.
Давид и его младший брат, девятилетний Исаак, не слышали этих разговоров. Они жили своими заботами: учились, посещали кружки при Дворце пионеров, ходили в кино. Уже третий год носил Давид красный галстук юного ленинца, свято веря в дело Ленина-Сталина. Но вскоре эта вера разбилась о суровую действительность.
В конце октября состоялось заседание совета отряда, на котором разбиралось поведение одноклассницы Давида Вали Парамоновой. Её отца и пять инженеров с завода имени Карла Либкнехта обвинили во вредительстве и шпионаже в пользу германской и японской разведок. Теперь от Вали требовали отказаться от отца – «врага народа». Девочка плакала, говорила, что отец – никакой не враг, а хороший человек, и что она любит своего папу. Но вожатая, убежденная большевичка, была неумолима.
– Тогда я ставлю вопрос об исключении Валентины Парамоновой из рядов пионерской организации, – сказала она ледяным голосом.
– Кто за?
Все, кроме Давида, подняли руки.
– А ты против? – спросила вожатая.
– Да, – твёрдо сказал Давид. – Это ошибка.
Вожатая хотела что-то возразить Карпу-младшему, но, вспомнив, кто его отец, прикусила язык. Кто его знает, как дело обернётся. Может, самой придется в лагерь шагать.
Всю свою бессильную злобу она выместила на Вале. Сорвав с неё галстук, вожатая прошипела:
– Дочери врага народа не место в пионерии.
Валя в слезах выбежала из класса, а у Давида потемнело в глазах. Подавленный, он вернулся домой.
– Что случилось Дусик? – спросила мать.
Давид только рукой махнул, прошёл в свою комнату, сел за стол и задумался. Мысли в его голове ворочались как тяжелые камни. Он вспомнил слезы Вали, и искра сомнений мелькнула в его сознании. Если те, кого арестовывали, – правы, то, выходит, те, кто арестовывали, – не правы. Но если так и дальше думать, то можно и голову сломать…
Подошёл день выборов. На всех участках звучала музыка, висели красочные плакаты. Народ валом валил к избирательным урнам, чтобы отдать свой голос. Работали буфеты, где продавали деликатесы. Одним словом – праздник социалистической демократии.
Семья Карпов тоже пошла на выборы. Нарядно одетые, они вышли из дома и пошли по проспекту Карла Маркса. Знакомые встречные здоровались и поздравляли с праздником. Ближайший участок находился в пятнадцати минутах ходьбы. Зайдя туда, они зарегистрировались. Им дали бюллетени. Первым проголосовал Наум Самуилович. И вот тут случилось непредвиденное. Елизавета Осиповна зашла в кабинку, немного подумала и вычеркнула кандидата. Потом сложила бюллетень вдвое, подошла и опустила его в урну. Губы её хитро усмехнулись. Повернувшись, она, как ни в чём не бывало, вышла из зала. И всё-таки она сделала «фи» советской власти.
