Когда раньше я от кого-либо слышала утверждение, что мир – это определенным образом настроенная и отлаженная система, я смеялась и откровенно стебала оратора сего монолога от того, что все эти разговоры мне казались не более чем поносом, слитым в мозги мнимым и незрелым личностям, озабоченным лишь поиском смысла жизни и света в пятой чакре левой пятки. В общем, бред сивой кобылы. Но жизнь порой замысловато тасует карты. Настолько, что сегодня я, стоя на балконе, вглядываясь в линию горизонта и темень ночного неба, выкуривая уже вторую по счету сигарету, думаю о том, что жизнь далеко не система. Это сумма систем самых разнообразных с индивидуальным набором правил, законов и принципов. И даже ситуация Юльки, которая ушла от меня сорок минут назад, – пример одной из таких хитроустроенных систем. Парадокс, но люди реально слепы, когда дело касается их собственной жизни.
Юльке изменил муж, и она приходила плакаться. Нет, она не просила помощи с жильем на время развода или посидеть с ее ребенком, пока она будет заниматься бумажной волокитой. Нет. Она просто приходила поныть, тупо по-бабски поныть и не более. И ни о каком разводе речь даже не шла, а стоило мне ненароком об этом заикнуться, меня тут же чуть анафеме не предали и на костре не сожгли. "У меня сын", – это, видимо, должно было полностью оправдать ее жертвизм и неспособность взять ответственность за свою жизнь. Самое парадоксальное было в том, что Юлька не видела системы совершенно. Ее даже не напрягали собственные рассказы о том, что ее дед изменял бабке, а та жила с ним дальше, рожала ему детей, вытаскивала хлюпенького мужичонку из чужих постелей, тащила пьяненького на себе через всю деревню и терпела. И что Юлькиной матери отец изменял, только при этом еще бухал, а когда прибухнет порой, поколотить пытался ее, пока сковородой или кочергой не выхватит по своей хребтине. Ее старшей сестре муж изменяет, – и это тоже ни для кого не является секретом. При всем при этом Юлька отчего-то свято верила, что ей-то ее благоверный будет верен. До сего дня, видимо. И самое печальное в этом не только мрачнеющая динамика от женщины к женщине в их семье, но и то, что через пару лет сама Юлька родит своему безрогому козлу дочь, и этой дочери лет через «…дцать" муж тоже будет изменять. Ибо программа заложена, а урок до сих пор не усвоен. Печально, что она не видит этого, и
что с каждой ступенью подобные программы только усугубляются и искажаются, нанося непоправимый урон.
Эко как меня понесло. Сделала очередную затяжку и затушила сигарету в пепельнице. Все мы зрячие философы, когда дело касается чужой жизни, в своей же мы обычно беспросветно и абсолютно слепы…
– Катюх! – Сашка зажал меня в своих медвежьих объятиях, чуть ли не до хруста в ребрах, стоило мне выйти из вагона на перрон.
– Привет, неандерталец! – сдавленно пропищала в попытке нормально вздохнуть.
За время, что мы не виделись, мой брат стал настоящим мужчиной. Высокий, широкоплечий, возмужавший, но от этого еще больше казавшийся мне каким-то чужим. Хоть Сашка и был моим родным братом, но видимо разница в возрасте в целых десять лет ощутимо сказывалась на наших с ним отношениях. Он всегда относился ко мне, как к несмышленой глупой овечке, неспособной принимать самостоятельные решения, которая должна была во всем слушаться его, если рядом не было родителей. На почве этого у нас постоянно случались конфликты. Наверное, отчасти именно из-за этого я и решила пять лет назад поступать в институт не в нашем городе, а в соседнем, чтобы быть подальше от его постоянного, неусыпного контроля. За мной родители так не смотрели, как брат, и понимание этого раздражало еще больше.
– Я же любя, – Сашка, наконец, ослабил хватку, отпуская меня, и подхватил чемодан и сумку. – Решила наконец посетить родную землю?
– Учеба закончилась, пришла пора возвращаться.
– Да, брось ты! Неужели не хотелось остаться в большом городе?
– Не особо. Знаешь поговорку: «В гостях хорошо, а дома лучше»? Вот она точно про меня, – улыбнулась, для уверенности похлопав ресницами. Вот прямо дурочка дурочкой. Верь братец Иванушка, что Аленушка немного того.
– Понятно все с тобой, – усмехнулся Сашка, запихивая сумки в багажник своей далеко не новой Тойоты. – Там мама наготовила столько, что на добрую роту солдат хватит.
И тут же окинул мою костлявую фигурку оценивающим взглядом:
– Пора тебя откармливать, совсем исхудала. Или траву жуешь, на диетах всяких сидишь?
– Нет, веганство – тема не моя, Саш, просто «не в коня корм». Я никогда формами не отличалась, не то, что ты, – и снова этот взгляд наивной дурочки,
так понравившийся моему братцу. Купился, расплывшись в одобрительной улыбке.
Что за тяга у него к глупым и безмозглым бабам? Я эту его фишку еще лет в пятнадцать заметила, все девки у него были туповатые. Да и в жены себе выбрал экземпляр, не обремененный большим количеством серой жидкости в черепной коробке. Я не плохо отношусь к его жене, но и иллюзий по отношению к ее мыслительным способностям не питаю. Ленка симпатичная, миленькая, заботливая мать троих моих племянников, младшему из которых нет еще и полугода.
– Как Лена, дети? – спросила, усаживаясь в машину.
– Нормально. Севка, правда, засопливил на днях. На дачу ездили в выходные, вот он и накупался вдоволь в озере. Теперь у бабушки торчит.
– В ссылку к бабуле за непослушание?
– Нет. Лена переживает, чтобы мелкого не заразил. С этим-то лбом здоровым уже понятно все, где что болит скажет, а Мишка, если заболеет, то и не поймешь, что его беспокоит, орет да орет, хоть на ромашке гадай. Катюш, сейчас заедем в одно место на пять минут, – произнес брат, заставив меня напрячься от предчувствия какого-то пи***ца, и он конечно же не заставил себя долго ждать.
А следующая его фраза, и вовсе выбила весь воздух из моих легких, точнее имя, прозвучавшее так обыденно и таким оглушающим набатом отозвавшееся в моей голове:
– Мне только квитанцию отдать Ромке, он мне по старой дружбе иногда бензин подгоняет по талонам. У них в конторе просто учет строгий с этим, и надо до трех часов успеть завезти.
Сашка что-то еще говорил про то, что таксует иногда, что зарплату урезали, нес какой-то бред про новую систему начисления. Но мне уже было откровенно пофиг на его треп. Система дала сбой, выдавая рефлекс на прозвучавшее кодовое слово: «Роман Калинин». Мое помешательство в тяжелой форме, моя первая любовь, жестокая и непроходящая. С*ка… Как же я надеялась, что меня отпустило. Не случилось, увы… Все, как и четыре года назад, время ничего не изменило, как бы я не пыталась его забыть. Внутренности сворачивало узлом, а пульс сбоил при одном звучании его имени. Мой случай был
