Хранитель закрыл книгу. То событие, о котором он прочитал только что, вот-вот должно было произойти, и оно обещало непременно затронуть души Мастеров, заставить их задуматься. Он знал, что многие из них наверняка захотят получить ответы на свои вопросы, а это грозило ему новыми заботами.
Совсем недавно… Да. Именно «совсем недавно», именно так – отсутствие времени для их расы казалось порой таким невозможным! Но они жили вне времени. И даже само слово «жили» здесь неуместно, так как оно означает существование кого-то живого в течении опять же времени, которого у них и не было.
Итак… Совсем недавно он прочитал в книге о неминуемом событии, которое было прописано просто одним из пунктов, хотя должно было быть прописано, как он думал, красными буквами, на крайний случай подчеркнутым шрифтом или, хотя бы, курсивом, что тоже выделяло бы его среди черного текста… Но ведь не просто же страница 1113, пункт 26!
Хранитель в недоумении закрывал книгу и открывал ее вновь, словно пытался найти какой-то тайный смысл в написанном, но не находил его.
Сейчас он стоял на самом высоком этаже, под самым куполом их Вселенной, куда любил сбегать от всех, потому что только тут никто не мог помешать ему думать… Здесь находились только лишь судьбы старых, давно вымерших племен, так что это по сути было кладбище для судеб.
Этажи простирались в стороны под ним, перед ним и вокруг него. Белые этажи со стеклянными дверями и лампы, лампы… кругом свет… Белые стены, белые одежды… все белое. Порой ему казалось, что он слишком устал от белого. И тогда он закрывал глаза и пытался представить все в цвете. В красном, оранжевом, желтом, зеленом, голубом, синем и фиолетовом, наконец. В вечных цветах земной радуги. В цветах спектра, на которые распадается белый цвет…
Хранитель услышал звон бьющегося стекла, но понял, что это лишь очередная игра его фантазии: слишком далеко он находился сейчас от места происшествия, и это был лишь знак: звон разбившегося полотна, означающий всегда начало чего-то нового, начало новой жизни, начало перемен… Однако же Хранитель помнил, сколько раз ошибался в своих ожиданиях и догадках и решил не ждать ничего. Лучше ничего не ждать, чем в тысячный раз убеждаться в своей глупости.
Книга засветилась синими огнями: это означало, что событие свершилось, надпись о нем перемещена в главу «выполнено».
А значит, он должен спешить.
Ночь была, казалось, бесконечной. Один и тот же кошмар преследовал Генриха, не давал забыться, выражался криком в ночи, холодным потом, дрожанием рук, ничто и никто не мог ему помочь. За эту ночь он проживал свою жизнь заново, все ее самые ужасные и счастливые дни. Все, что снилось ему сегодня, уже было с ним когда-то.
Это был не просто кошмарный сон, который порой мучает каждого: бред смешанный с реальностью. Такие сны обычно всплывают на основе реально происходящих событий, когда разум сам домысливает все в черных красках – все предчувствия и страхи смешиваются в одном безумном коктейле, пропадая после пробуждения и нехотя уступая место чувству облегчения.
Нет. То, что видел Генрих во сне, не было бредом, даже отчасти. Он знал каждый кусочек этого сна, знал, что будет дальше, и, периодически просыпаясь, домысливал продолжение. Воспоминания тяготили его разум, он проваливался в них, словно в наркотический сон, и никак не мог проснуться окончательно. Несколько раз он вставал с кровати, выходил на свежий воздух, полный презрения к самому себе за свой страх перед происходящим, молил луну исчезнуть, а солнце выглянуть в надежде, что кошмар закончится с его появлением. Но и в этом он не был уверен, ведь все, что с ним сейчас происходило, было, с одной стороны реально (он когда-то уже проживал это), но с другой стороны…
Он мог выйти на балкон, а через мгновение оказаться в своей кровати снова, мог с легкостью выпить стакан вина и раздавить его рукой, увидеть, как осколки врезаются в кожу, и темная в свете ночи жидкость стекает по пальцам, услышать странное шипение за спиной, обернуться с непонятно откуда взявшимся мушкетом в руке и узреть картину из своего прошлого – мальчика, бегущего по саду от воспитателя, прочувствовать снова восторг игры, легкость молодости, а потом проснуться от боли в груди, возникшей из-за донесшихся ему голосов близких людей, из-за осознания того, что их скоро не будет с ним.
Голоса! Они звучали так, словно доносятся из соседней комнаты, словно все, кого он знал, собрались там и ждут его самого, общаясь друг с другом, смеясь и споря порой. Он услышал даже свой детский голос, который разговаривал с ним же – взрослым. Смеясь и подкалывая, им вторил Генрих-подросток, рассказывая свою историю, полную восторга и жизни. Женские голоса были тише, они плакали, смеялись, и в шуме он не мог узнать их все… Но один голос он узнал. И как только услышал, захотел быть рядом с его обладательницей. Быстрее, быстрее! Пока он не затих, нужно встать, открыть двери и войти – ведь она же там ради него, ждет его и может пропасть, не дождавшись! Генрих вскочил с кровати и почти сразу оказался у дверей соседней комнаты, что не показалось ему странным, поскольку эта ночь его изменила. Полный трепета и восторга, в этот момент он себе напоминал ребенка, открывающего подарки на Рождество. Двери со скрипом отворились, и …Генрих услышал собачий лай. Все громче и громче…
Он открыл глаза. В окна светило солнце, а перед кроватью сидел пес. Большой, черный, лохматый пес заходился лаем, а когда хозяин подал признаки жизни, завилял огромным хвостом и уткнулся влажным носом в свисающую с кровати руку Генриха.
– Ареон, чертяга! – Генрих не сразу узнал свой голос. – Ты не представляешь, как же я рад тебя видеть. Но как ты сюда пробрался?
– Он уже несколько минут сидит около вашей кровати и лает. Весь дом поднял на уши. – В комнату зашел слуга и поставил принесенную чашку кофе на прикроватный столик. – Вы кричали во сне, он, видимо, услышал.– Пожилой слуга бросил взгляд на пятно от вина на ковре и кучу осколков. – Не поранились, ваша светлость?
Генрих посмотрел на ладонь и не нашел ничего страшного в своем ранении, только пару царапин.
– Нет, спасибо за беспокойство… Бернард. Я когда-то запрещал Ареону заходить в спальню, теперь я снимаю запрет. – Он потрепал по лохматой челке пса.
– Все равно, если захочет, то зайдет. Нет силы, способной его остановить. Такая громадина…, – слуга отворил шторы и открыл окно настежь, после чего пожелал доброго утра, и вышел.
Вдыхая аромат утреннего кофе, Генрих задумался. Сон его не отпускал: он до сих пор был реальным. За одну ночь прожить все свои годы, до сегодняшнего дня заново – наказание или дар? Он вспомнил, как несколько раз за ночь просил у всех высших сил о прекращении мучений и несколько раз о продолжении, чтобы прожить счастливые дни снова и прочувствовать их всем сердцем. Познание мира вокруг, осознание себя человеком, первая любовь – все было совсем недавно. И Генрих все помнил, до последней минуты. Сейчас, при желании, он мог с легкостью воскресить в памяти любое событие, словно из только что прочитанной книги, словно найти на полке нужную вещь. Все события жизни выстроились друг за другом, как в галерее, где картины расположены в строгом хронологическом порядке…
