Скрытый смысл детских вопросов
Беседа с детьми – это уникальное искусство с собственными правилами и неповторимым смыслом. Дети редко бывают наивными в общении. Часто их обращение к нам представляет собой закодированное сообщение, требующее расшифровки.
Энди, десяти лет, спрашивает отца: «Сколько брошенных детей в Гарлеме?»
Отец, ученый-химик, умница и интеллектуал, от всей души радуется тому, что его сын в столь раннем возрасте начинает интересоваться социальными проблемами. Он читает ребенку длинную лекцию по данной проблеме и показывает ему соответствующие данные. Но Энди не удовлетворен и продолжает задавать вопросы на ту же тему: «Сколько брошенных детей в Нью-Йорк-Сити, в Соединенных Штатах, в Европе, в мире?»
Наконец, до отца доходит, что его сын озабочен отнюдь не социальной проблемой, а сугубо личной. Вопросы мальчика возникают не из-за озабоченности судьбой брошенных детей, а от страха быть брошенным самому.
Когда мать первый раз привела пятилетнего Брюса в детский сад, мальчик посмотрел на детские рисунки, висевшие на стенах, и громко спросил:
– Кто нарисовал эти безобразные картинки?
Мать смутилась и поспешила одернуть ребенка:
– Не надо называть безобразными такие красивые картинки.
Воспитательница, прекрасно понявшая скрытый смысл вопроса, улыбнулась и вмешалась в разговор:
– Здесь, в детском саду, вовсе не обязательно рисовать красивые картинки. Если тебе нравится, можешь рисовать не очень красиво.
Брюс широко улыбнулся. Он получил ответ на свой скрытый вопрос: «Что здесь делают с мальчиками, которые не умеют хорошо рисовать?»
Заметив на полу сломанную пожарную машину, Брюс в праведном возмущении воскликнул:
– Кто сломал пожарную машину?
– Какая тебе разница, кто ее сломал? Ты все равно никого здесь не знаешь.
Но Брюса не интересовало имя, ему хотелось знать, что случается с мальчиками, которые ломают игрушки. Поняв и этот вопрос, воспитательница дала правильный ответ:
– Игрушки предназначены для игры, иногда они ломаются. Такое случается, и в этом нет ничего страшного.
Этот ответ полностью удовлетворил Брюса. Его искусство спрашивать принесло нужные плоды. Теперь мальчик располагал необходимой информацией: «Эта взрослая тетя просто замечательная. Она совсем не злится, если рисунки выходят плохими, а игрушки ломаются. Мне нечего бояться, и я с удовольствием останусь здесь». Брюс радостно помахал маме рукой и направился к воспитательнице. Так начался его первый день в детском саду.
Кэрол двенадцать лет. Это застенчивая и робкая девочка. Ее любимая двоюродная сестра пробыла в их доме все лето и собирается уезжать домой.
К э р о л (со слезами на глазах). Сьюзи уезжает. Мне снова будет так одиноко.
М а м а. Ничего страшного, ты найдешь себе новых подруг.
К э р о л. Мне будет так одиноко и скучно.
М а м а. Это тебе придется пережить.
К э р о л. О, мама! (Рыдает.)
М а м а. Тебе уже двенадцать лет, а ты ревешь, как грудной младенец.
Кэрол бросает на мать испепеляющий взгляд и убегает в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь.
У этого эпизода возможен более счастливый конец. Чувства ребенка надо воспринимать серьезно, даже если ситуация не выглядит так. В глазах матери расставание двух сестер – ничтожный повод для слез, но реакция могла быть более сочувственной. Мать могла бы сказать себе: «Девочка очень расстроена. Я могу помочь ей, если покажу, что понимаю ее боль». Она могла бы ответить дочери любой из фраз:
«Да, тебе будет очень одиноко без Сьюзи».
«Она еще не уехала, а ты уже скучаешь по ней».
«Очень тяжело расставаться с человеком, к которому успел привыкнуть».
«Когда Сьюзи уедет, дом покажется тебе опустевшим».
Такие ответы создают доверительные отношения между родителем и ребенком. Если ребенок чувствует, что его понимают, у него уменьшаются чувство одиночества и боль, потому что эти чувства поняты. Любовь ребенка к матери становится глубже, потому что именно она поняла чувства ребенка. Материнское сочувствие служит эмоциональным бальзамом, пролитым на травмированное детское «я».
