Наконец-то, мы удобно расположились в креслах самолёта ТУ-134 и летим рейсом на Таджикистан, в город Душанбе! Можно сказать – случайность, хотя, собственно, и вся наша жизнь состоит из нагромождения случайностей, замысловато связанных между собой. Мне нехорошо в ожидании полёта, когда ещё не работает вентиляция, плохо во время набора высоты из-за смены давления в салоне, хотя это происходит очень плавно, наконец, просто отвратительно во время самого полёта, несмотря на работающую вентиляцию и убаюкивающий гул турбин нашего реактивного лайнера. «Тушка» время от времени проваливается в воздушную яму. Какое счастье, что я абсолютно не подвержен морской болезни, иначе у стюардесс не хватило бы гигиенических пакетов для меня одного. Что делать, теперешнее моё состояние – это ещё не самая заслуженная расплата за весёлую ночь проводов в общежитии, в тёплой компании друзей, студентов – геологов.
Для прохождения производственной практики после окончания третьего курса геологического факультета МГУ, я должен был прибыть в гидрогеологическую партию Курган – Тюбинской экспедиции. Это подразделение располагалось в посёлке Разведчиков, в шестидесяти километрах от города Душанбе. Поэтому нужно было лететь самолётом до Душанбе, а затем, рейсовым автобусом добираться до самого посёлка. Мой сосед по комнате – Володя, также должен был поработать сезон в Таджикистане, с той лишь разницей, что из Душанбе ему нужно было добираться наземным транспортом до другой геологической партии. Но, у меня авиабилет был уже куплен, а у Володи на руках были только деньги на него, и лететь он должен был лишь через два дня после меня. А пока он спокойно провожал меня вместе с двумя другими соседями по комнате – Сашей большим, отслужившим в десанте и окончившим первый курс того же геологического факультета, и его одногруппником – Сашей маленьким, отслужившим аж три года во флоте.
Володя, был ранее попрошен с первого курса за развесёлое поведение. Угодил в армию, да ещё в стройбат, потому что не хотел призываться по месту жительства, чтобы не расстраивать родителей. А в строительных частях, в то время, служили самые отъявленные ребята из России, с судимостями, или за пять минут до них. Они составляли доминирующий костяк, определяющий порядок взаимоотношений там между «сослуживцами». Основную же численность стройбата обеспечивали простые, полуграмотные, плохо говорящие по-русски, забитые призывники из отдалённых кишлаков среднеазиатских республик – называемые российскими уголовниками в зависимости от настроения:
либо просто – «чурками», либо – «чурбанами с глазами», либо – «чурками «сексуально использованными» с заменой последнего эпитета на – нелитературный. Этих последних в стройбате[1] за людей не считали вообще, и позавидовать их положению во время такой «службы» мог только ненормальный.
Володе после первого же месяца службы украинцы – «деды» отбили почку, как строптивому, «молодому», хотя по возрасту на «молодого» он уже никак не тянул. Этот печальный эпизод его жизни предопределил негативное отношение к украинцам на всю оставшуюся жизнь. Он с негодованием рассказывал мне: «Представляешь, в моей части было двенадцать сержантских должностей и служили сорок хохлов». Лицо его краснело от возмущения при последующем вопросе: «И что ты думаешь?
Все сорок хохлов были сержантами! За «лычку» мать родную продадут!
Они, трусы, толпой и избили меня. Я отбивался изо всех сил и «расквасил» носы двоим или троим нападавшим, в полутьме помещения было непонятно. Ну, после этого хохлы – сержанты окончательно озверели. Когда сбили с ног, то пинали сапогами уже всерьёз, сознательно хотели искалечить. Так что, можно считать, что отбитая почка – довольно лёгкое завершение избиения».
Я попытался заступиться за «хохлов», потому что наш сокомнатник Саша большой, присутствовавший во время этого рассказа, был украинцем: «Ну, не все же они такие!». Володя недобро посмотрел на меня, упорно не глядя на Сашку и в сердцах воскликнул: «Шурка, ни одного хохла – человека в жизни не видал!».
Не помогло Володе и то, что в старшем школьном возрасте он был чемпионом Узбекистана по боксу среди юношей в весе до шестидесяти килограммов. Две недели после «воспитательной беседы» ходил по малой нужде кровью.
Зато во время продолжения рассказа и до его окончания, Володин рот растягивался практически до ушей, а с лица не сходила блаженная злорадная улыбка: «Когда отлежался в госпитале и вернулся в часть, ко мне подошёл русский парень недавнего призыва из «молодых» – Юрка Королёв, по прозвищу «Король». Это был прекрасно сложенный голубоглазый блондин с внезапной появляющейся на лице широченной лучезарной улыбкой. Она была такой простодушной и заразительной, что на неё не могли не ответить невольной улыбкой даже «отцы – командиры», во время очередного разноса, учиняемого Королёву за какой-нибудь проступок. Юрка был бы у «истинных арийцев», последователей фашистской теории Ницше, ярчайшим образцом их сверхчеловека – «белокурой бестии». За плечами у этого «молодого» рядового был богатый жизненный опыт в виде двух «ходок» за решётку за хулиганство и нанесение тяжких телесных повреждений сроком на два, и на три года.
Сразу из-за решётки он и пришёл «молодым» солдатом в эту строительную часть. Отличительными чертами этого русского богатыря кроме недюжинной силы, змеиной быстроты и кошачьей ловкости были: редкое хладнокровие в любых обстоятельствах, необычайная отвага, при полном пренебрежении к опасности. Похоже, детство и юность он провёл в тяжёлых условиях, которые закалили до нынешнего состояния его душу и тело.
Он внимательно, не перебивая и не задавая лишних вопросов, выслушал Володю, ковыряя носком сапога песок, которым была аккуратно отсыпана дорожка в части. В продолжение рассказа Юрка опустил взгляд в землю. После того, как Володя закончил своё грустное повествование, «Король» прямо посмотрел на рассказчика. Тот вздрогнул от ледяного взгляда синих глаз, у которых не видно было дна, хотя, плохо скрываемое в глубине глаз бешенство, предназначалось не ему, а совсем наоборот – его врагам. Володя рассказывал: «В этот миг я даже пожалел сержантов. Юрка коротко, едва разжимая губы от ярости, хотя выглядел, как всегда спокойным, проговорил: «Ты только замани мне их в дровяной сарай, а дальше я сам».
