- Ма-ам, какой он, ну какой, скажи?
— Сашуль, я не помню.
Прикусываю губы, чтобы не ляпнуть дочери лишнего и поправляю ее темные волосики, выбившиеся из косичек.
— Нет, помнишь! Я знаю, что мой папа очень красивый. Да? Ну скажи, мам!
— Да, красивый.
В памяти мелькают пронзительные темно-синие глаза цвета океана и улыбка, от которой коленки подгибались, но тут же отгоняю от себя эти мысли. Забыла, выжгла и больше нет.
— Мне уже намного лучше, пошли домой!
Доченька подходит ко мне вплотную и присев рядом кладет мне голову на колени, тогда как я с силой сжимаю направление к врачу, стараясь утихомирить волнение.
Ничего страшного, ведь так? Да, конечно же, Саша меня просто напугала, такое бывает и это чистая случайность.
— Маленькая моя, доктор просто послушает твое сердечко и сразу пойдем. Очень быстро.
Смотрю в темно-синие глазки малышки и выдавливаю улыбку, не хочу чтобы Саша волновалась, это ни к чему.
Огромная новая клиника, кардиологический центр и тут все до тошноты чисто. Нас примет “Романов А.К.” и хоть я в глаза его не видела, участковый педиатр порекомендовала прийти именно к нему.
— Вы Салиева? Входите, доктор ждет.
Зовет секретарша этого врача и я подрываюсь, беря Сашульку за руку. Никогда не любила больницы, у меня от них кружиться голова и особенно от мужчин в белых халатах. Если посттравматический синдром и существует, то я взяла с него все.
— Идем, родная.
Подхожу к двери и стучу пару раз, открывая ее и пропуская дочку вперед.
— Можно?
— Да.
Басит грубый мужской голос и я вижу высокого мужчину, стоящего у окна. Синий костюм и белоснежный халат сверху, подчеркивающий крепкую спину и широкие плечи врача.
— Входи, Саш, здравствуйте…
Закрываю дверь, делаю шаг вперед и как раз в тот момент доктор оборачивается, а я в шоке застываю от увиденного.
— Ты…
За секунду все тело обдает лавиной жара и я сильнее сжимаю руку Саши.
Ощущение такое, что меня поймали на преступлении и бежать некуда, ноги деревенеют, безумно колотится сердце.
Олег. Мой когда-то и теперь абсолютно чужой мужчина. Пять лет я не видела его и не видела бы еще сто.
Скольжу взглядом по Холодову. Фамилия идеально отражает суть этого мужчины, который когда-то поломал мне жизнь.
Очень высокий и крепкий, статный, серьезный.
Айсберг и то будет теплее его.
Чуткие губы, пристальный взгляд синих глаз, нос с едва заметной горбинкой, модная мужская стрижка густых, переливающихся на свету темных волос. Единственное, что изменилось с нашей последней встречи — борода. Раньше он был гладко выбрат, а теперь носит бороду явно после руки мастера.
В голове стучит “беги, Яна”, но так и продолжаю стоять на месте. Я просто не ожидала, не готовилась и теперь не знаю, как себя вести, потому что с Сашей и теперь я мама, а не простая студентка без роду и племени.
Кажется, будто воздух сгущается и мы так и стоим друг напротив друга несколько секунд.
Холодов первым приходит в себя, я вижу на его лице неприкрытое раздражение. Поджимает губы, едва заметно его брови поднимаются, длинные черные ресницы отдают тени и в каждом миллиметре презрение. Ко мне.
Ну конечно, какая еще реакция должна быть у моего бывшего мужа на ту, которую когда-то он выгнал взашей из дома? Я ведь его предала. Так он думает.
— Адресом ошиблась?
Жар мгновенно приливает к щекам, его цепкий взгляд буквально скользит по мне, словно раздевает, а у меня почему-то слезы подкатывают, вот только я больше не та девочка девятнадцатилетняя. Прошли годы, я должна быть сильнее, должна.
— Мы к Романову. Не к тебе. Ты подменяешь в его клинике?
— Это он меня подменял в моей клинике. Паршиво выглядишь, кстати, муж не одевает?
Садиться в черное кожаное кресло за большой стол, деловито складывает сильные руки в замок. Я замечаю на его правой руке золотое кольцо. Не наше. Наше, наверное, он тогда сжег.
Женат, конечно же Олег женат.
В груди больно колет. Холодов одет с иголочки, пусть даже это и медицинский костюм. На одной руке красуются дорогие часы, на второй драгоценный браслет.
Просторный кабинет с видом на центр города, а я… ну я просто одета и Саша моя тоже. Мы не живем на широкую ногу, большую часть зарплаты отбирает съемное жилье, а то что остается уходит на продукты.
— Не твое дело.
Кое-как защищаюсь, но чувствую стыд. На мне простая юбка до колена из шерсти и бежевый свитер под горло, простые кеды. Светлые волосы стянуты в высокий хвост, на лице ни грамма косметики… Не крашусь я уже давно, не для кого.
Я в свои двадцать четыре не чувствую себя молодой женщиной. По мне как будто каток проехал и все эти годы я просто выживала с ребенком, чего не скажешь о нем. Цветет и пахнет. Я улавливаю его явно дорогой парфюм еще с порога.
Холеный и ухоженный, красивый до безумия, Олег Евгеньевич явно не голодал все эти годы.
— Ма-ам, домой…
Просит дочь и дергает меня за край свитера. Холодов опускает на нее взгляд, слегка прищуриваясь.
— Твоя?
— Моя. Александра.
— Быстро же ты. Недолго страдала.
— Впрочем как и ты.
Задираю выше подбородок, ни в жизни ему не скажу, какого мне было тогда, я ведь едва выжила, но кому теперь это нужно.
— Ну да, шлюх… гм, прокашливается, обращая внимание на мою маленькую Сашу и мгновенно меняет тему, делая голос поистине стальным, профессиональным. — С чем пришла? У меня не бесконечный прием.
— Мы не нуждаемся в твоем приеме. Пошли, Саш.
Резко разворачиваюсь, но как раз в этот момент дочка сильнее схватывается за мою руку и прикладывает ладонь к груди.
— Что такое? Тебе плохо? Снова сердечко стучит?
Холодов поднимается с кресла и подходит к нам, я же машинально заступаюсь за дочь.
— Что ты делаешь? Не тронь!
— У нее аритмия, ты что не видишь? Посади ребенка.
Чеканит строго, зачем-то взяв Сашу за запястье и посматривая на часы. Он ее пульс считает, Яна, успокойся.
Олег же врач, кардиолог, детский кардиохирург.
Мы с Сашей забираемся на кушетку. Холодов подходит и я невольно сжимаюсь. Он как-то изменился за эти годы. Сильно. Возмужал.
— Жалобы какие у ребенка?
— Саша неделю назад потеряла сознание в садике. Все. Больше ничего нет. Я не знаю, педиатр просто посоветовала обратиться сюда на всякий случай.
Бубню, потом что не хочу я с ним говорить, мне физически больно находиться рядом с Олегом, его запах врезается в память, а я не хочу его вспоминать, я была уверена, что никогда в жизни его больше не увижу.
— Давай послушаю тебя.
Надевая перчатки и доставая стетоскоп басит Олег, тогда как дочь буквально впивается в меня руками, отодвигаясь от мужчины как можно дальше.
— Нет! Не трогай! Ма-ам!
— Чего это она у тебя такая дикая?
Вся в папашу, думается мне, но я молчу.
— Она нормальная! Просто не любит чужаков.
