Вода в колодце покрылась за ночь тонким ледком. Морозы ещё не отпускали, хоть и минули давно Вьюницы[1], а скоро уж и Комоедицы[2] начнутся. Елица подышала на ладонь, стянув рукавицу: от задубевшей верёвки пальцы стыли мигом. Не торопилась нынче уходить зима, как будто и забыла совсем, что пора бы уж на лето поворачивать.
Ведро, ударившись в хрусткую корку, раскололо её, зачерпнуло воды. Дохнуло из колодца стылым дыханием родника. Наполнив одно за другим два ведра, Елица закрепила их на коромысле и, легко вскинув на плечи, понесла к избе. Идти недалеко. Торопиться не хотелось. Дышалось нынче так дивно – хоть и ветер лютует по ночам, завывает ещё над крышей, будто ищет кого-то, и снег порой сыпет, а всё одно – весной пахнет. И дух этот живительный, дарующий надежду на справный год, ничто не прогонит. Елица пошла неспешно по узкой улочке меж невысоких изб, одна другой новее. Звяница разрасталась всё больше. После того, как князь Борила Молчанович построил неподалёку отсюда, на границе с косляцкими землями, острог – и людей своих оружных оставил для охраны от набегов с юго-востока, что стали гораздо чаще в последние луны.
– Нежана! – окликнул позади сильный, звенящий на морозе голос. – Давай помогу!
И, казалось бы, много лет её этим именем кличут, а всё никак не привыкнуть… И нехорошо на душе порой из-за этого необходимого, но всё же – обмана. Она вздохнула тихо, чтобы незаметно было, и обернулась. К ней, на ходу запахивая узорный, любовно вышитый матерью, кожух, спешил Денко, улыбаясь во весь рот. Большуха[3] Мстислава, встав на пороге сеней и выглядывая поверх плетня, с благосклонностью посмотрела на сына. Ухаживания его она одобряла и считала, что никакой другой невестки ей в доме не надобно, если Елицу заполучить удастся.
– Мне не тяжело, – та улыбнулась в ответ. – Да и идти-то всего пару дворов.
Елица качнула головой вдоль улицы, понимая уже, что слова её будто горох от стены отлетят. Говорят, женщины влюблённые глупеют – да куда там! Мужчины разума тоже лишаются мигом, как начинает в жилах кровь быстрее бежать. А уж по весне – и подавно. А потому Денко, никаким осторожным увещеваниям не вняв, перехватил коромысло и водрузил себе на плечо играючи. Красуется. И ведь что ему ни говори, а всё равно делает вид, что не понимает.
– Сильная ты, Нежана – вижу. А я всё равно сильней. А потому тяжести тебе таскать не дам, – он подмигнул.
И только любоваться им: сероглазым, румяным, пышущим удалью и здоровьем – любая девица сомлеет, а Елица только кивнула благодарно. Парень поправил шапку, из-под которой торчали вихры цвета небелёного льна, и пошёл дальше, нарочно не спеша.
Соседи, уже выходя во дворы и начиная каждодневные заботы, с любопытством поглядывали в их сторону. Шептались и гадали, верно, когда Елица наконец сдастся и согласится за Денко замуж выйти хотя бы на словах, ведь срок её вдовства пока не истёк. Две зимы ещё ждать, как минует семь лет – а там она снова сможет наравне с гожими в невесты девицами сватовство принимать.
А что? Средний сын старейшины Благослава – вдовице, которая пять лет как без мужика мыкается, куда уж лучше найти. Каждая девка в округе на её месте оказаться за счастье почтёт. Так они рассуждали, всей весью желая Денко победы в этой затянувшейся незримой борьбе с женской гордостью и упрямством.
Парень довёл Елицу до калитки и встал, не торопясь спускать коромысло с плеча и явно ожидая приглашения пройти дальше. Она прогонять его не стала – невежливо всё ж – и пропустила вперёд, придержав створку. На невысоком – о две ступени – крыльце их уже поджидала Сновида. Головой покачала недовольно – уж она по известным причинам никаких восторгов не испытывала от того, что Денко вокруг Елицы крутится. Всё это ей казалось опасным.
– Утречка доброго, Сновида Ждановна, – вежливо поздоровался парень. – Ставить куда?
Будто первый раз до их дома вёдра нёс.
– Доброго, – кивнула старуха и махнула рукой в дальний угол сеней.
А Елицу таким взглядом обожгла, будто она во всём виновата. Хоть никогда никаких надежд та сыну старейшины не давала. Проследив за тем, как парень составляет вёдра на пол, волхва вдруг принюхалась и, всплеснув руками, скрылась в избе. Послышалось её тихое ворчание о том, что с этой молодёжью у неё едва каша не пригорела.
– Вечером свидимся? – Денко нарочитым жестом отёр лоб тыльной стороной ладони, хоть и ничуть не вспотел – только разрумянился пуще да тело разогрел с утра. Работаться теперь будет лучше.
– Коли работы никакой не будет по дому, – Елица неопределённо повела плечом.
Это было почти то же самое, что сразу “нет” сказать. Работа, она никогда не переведётся. А её с детства не приучали бездельничать, кем бы она ни родилась. Денко помрачнел, распознав прозрачный намёк.
– Ты бы хоть иногда в беседе появлялась. Прясть да ткать там тоже можно.
– Не положено мне слишком часто туда ходить – знаешь ведь. Не маленький, чай, – Елица глянула в сторону двери, мысленно призывая Сновиду, но та, видно, совсем захлопоталась.
Денко опустил голову, о чём-то крепко задумавшись, смял в кулаке снятую шапку. Порой заметно становилось, как терпение его иссякает, словно ручеёк в знойную пору. Но он всегда находил его снова.
– Знаю всё, Нежа, – снова взглянул, и в глазах его почудился лукавый блеск. – И ждать буду, сколько понадобится.
И вдруг – кто бы мог подумать – вперёд качнулся. Мигом сковал подбородок пальцами и губами к губам прижался. Елица задохнулась даже, моргнула недоуменно, когда он прервал торопливый, но на диво жаркий поцелуй. Позабыл, похоже, что получал когда-то по лицу за такое. После покушаться перестал, а теперь вот за старое взялся.
Быстро натянув шапку, Денко покинул сени и пошёл по искристому, недавно выпавшему снегу назад. Елица только губ коснулась кончиками пальцев, глядя ему вслед. Вздохнула, жалея, что не может объяснить ему всё так, как того душа требовала.
– Вот ты ж посмотри, – буркнула Сновида. – И ничто-то его не берёт. Упорный тебе достался, будто назло.
Елица, вздрогнув, повернулась к ней. Старуха щурилась от яркого света Дажьбожьего ока, что отражался от белоснежных сугробов и разливался кругом, словно топлёное масло.
– Придёт время, всё поймёт, – Елица прошла мимо неё в избу.
С наслаждением вдохнув чуть дымный, прогретый от печи воздух, скинула свиту и повесила её у двери. Здесь почти ничего не было видно после ослепительно белого двора: свет, кроме печи, давали только несколько лучин да небольшие щёлки в приоткрытых волоках.
– Как то время придёт, он и вовсе голову потеряет. Нехорошо вышло, – Сновида, поправляя убрус, с сердитым видом уселась на лавку. – Хотя чему удивляться. Ты – женщина справная, молодая совсем. А он в самую пору вошёл, чтобы жену себе искать. И Мстислава его только распаляет пуще. Будто сами духи ей чего нашептали о тебе.
