Цветы, лишённые влаги, вянут… Пойманная бабочка теряет пыльцу от прикосновения рук… Так и самые прекрасные (и вместе с тем самые необходимые) явления человеческой жизни тускнеют от скучных слов, не имеющих никакого отношения к чудесам, пронизывающим нашу жизнь.
Языком сказки естественнее говорить о том, что для нас особенного дорого и вместе с тем таинственно. О том, что боязно спугнуть великомудрыми рассуждениями. О том, что бережно хранишь в памяти всю жизнь и готов хранить дальше.
Сказочным сачком тоже не всегда поймаешь нужные слова, нужный образ. Не всегда придётся по души и своеобразное воображение автора – ведь все мы разные. Но тогда можно перевернуть страничку со сказкой-невеличкой – и там тебя ждёт новый шанс найти читательско-писательское взаимопонимание.
Стоит, конечно, не забывать о том, что каждый проживает сказки своей жизни по-своему. А значит, и у тебя, читатель, остаётся возможность рассказать о своём. Потому что граница между читателем и автором – лишь в решимости попробовать найти нескучные слова.
Времена жизни – это и времена года, и времена дня, и времена, которые меняются с подъёмом по уступам возраста. Они меняются не по нашей воле. Но в нашей власти вглядеться в сегодняшнее время, в те чудеса, которые оно нам приоткрывает, прислушаться к тому, о чём оно хочет нам поведать, и к тому, о чём оно нас предупреждает.
Тогда ни в каком из времён своей жизни не заскучаешь, потому что каждое из них рассказать и показать тебе нечто особенное.
Кругосветный путешественник Эвон однажды увидел с горы долину, которой не было на карте. Там виднелось селение, похожее на огромные часы.
Правда, стрелок не было: каждый, кто жил там, сам знал, когда настаёт его время.
Спустился Эвон в долину. Там жили феи и прочие феерические существа. И от каждого из них Эвон наслушался столько интересного! Стольких чудес насмотрелся!..
И успел навсегда сдружиться с Утром и Ночью, с Зимой и Летом, с Дождём и Закатом. И со многими другими феями и феерическими существами.
Эйа просыпалась поздно. Но однажды проснулась ни свет, ни заря от чьих-то всхлипываний.
– Что такое? – спросила она гномика, сидевшего на подоконнике.
– Ты проснулась, Эйа! – обрадовался гномик. – А я-то думал, опять пропустишь время оживания душ. Гляди!
И тут в воздухе заплясали сотни прозрачных искорок. Каждая вещь, которой касалась искорка, словно улыбалась в ответ.
Улыбнулась и Эйа, когда две искорки коснулись её глаз.
– Буди меня всегда! – сказала она гномику. – Только без хныканья. Я и сама не хочу больше пропускать время оживания душ.
Собирать составлялки – вот чем увлекалась юная Кю.
У неё на столе каждый день появлялась новая составлялка! Кю уделяла ей каждую свободную минутку, да не успевала сложить до конца. Ведь как только темнело, составлялка исчезала.
Но однажды Кю удалось засветло закончить изображение прекрасного белого коня. Вдруг конь встрепенулся и сказал:
– Поздравляю! Ведь я твой первый до конца разгаданный день. Позволь покатать тебя.
И неужели вы могли подумать, что Кю отказалась?..
Вернувшись однажды вечером домой, Двун заметил вдруг вход в комнату, которой раньше не было.
Вошёл туда, а там мастер в спецовке крутит фильмы. Кивнул Двуну, чтобы садился, и показывает на экран.
А там идёт всё, что произошло с Двуном за день. То и дело Двун вскакивал, когда хотелось что-то изменить в фильме.
– Да ладно, – успокаивал его мастер. – Побереги силы для завтрашнего кино.
Насмотрелся Двун и пошёл, задумчивый, ужинать. Выходя, глянул на дверь, а там табличка: «Мастер Вечер».
Жили две сестры под одной крышей. Окта любила ночью поспать, а Чера помечтать.
Однажды Окте приснилось, что она летит по ночному небу, а навстречу – сама Ночь. Улыбнулась Окте и пригласила на звёздный бал.
– А можно мне сестру с собой взять? – спрашивает Окта.
– Да твоя мечтательница давно уже там, – говорит Ночь.
Встретились сёстры на балу и вовсю повеселились. Водили хоровод с кометами, играли с метеорами в догонялки, слушали музыку сфер и танцевали с каждой звездой, с которой хотели.
К детям подошла красавица-фея в белой шубе и спрашивает:
– Хотите, богатыми сделаю?
– Хотим! – закричали дети.
Подарила им фея горы серебра, пуховые покрывала, белоснежные ковры, хрустальные украшения!..
– Это же просто снег и лёд, – фыркнул парень постарше. – Всё растает.
А дети покатились с горы на санках, помчались на лыжах, на коньках. Счастливые, раскрасневшиеся!..
– Не всё растает, – засмеялась фея и бросила пареньку сверкающую снежинку.
Он её до самой старости хранил. Не таяла – и всё тут.
Когда стало пригревать солнышко, Шана выбежала на улицу и стала оглядываться. Где же весна?
– Здесь я, здесь! – запел тёплый ветерок вокруг неё. – Гляди, вон пушистики на вербе высунулись.
Шана от радости в ладоши захлопала. Понравилось это весне. Капель зазвенела, ручьи зажурчали, почки повсюду проклюнулись.
Аплодирует Шана, кричит «браво!». Весна рада стараться. Трава зазеленела, цветы распустились. Даже камни стали, как бутоны, приоткрываться.
– Ой, это уже чересчур, – спохватилась Весна.
Привела камни в прежний вид и полетела дальше.
Жил-был Элаут. И жило-было Лето. Встретились они однажды, Лето и предложило сыграть в летающее лото.
Стали они тянуть карточки, а на них всякие плоды, и цветы, и бабочки. Вытащит, скажем, Элаут карточку «Манго», летит Лето с ним в Африку. Там прикрепят карточку на манговое дерево, угостятся заодно – и обратно.
Ну и налетался Элаут с Летом, ну и насмотрелся!..
Кто выиграл, правда, не разобрались, но оба были довольны. Даже расставаться не хотелось.
Скорее бы новую партию сыграть!..
В октябре Отома всегда грустила. Лето прошло, до зимы далеко…
Но однажды в парке к ней подошла фея.
– Я знаю, Отома, что делать с твоей грустью, – сказала она.
Осенила её небесной влагой, золотой листвой, серебристым туманом – и что-то произошло с Отомой.
Пришла она домой и всю ночь напролёт писала стихи. А когда на следующий день прочла их лучшей подруге, та просто замерла от восхищения.
– Как это тебя осенило? – спросила подруга.
– Неужели и снаружи заметно, что ОСЕНИЛО? – удивилась Отома. – Я ведь никому про это не рассказывала.
Однажды лил такой ливень, что струи можно было потрогать. Иль обожал такое.
Выбежал из дома, струи перебирает. Вдруг чувствует: они его вверх тянут.
Вытянули в Чертог Туч, а там сам Дождь на троне сидит и ливнем дирижирует. Кивнул приветливо Илю – и пригласил учиться в дождеватории.
