Небо здесь кажется желтым.
И земля здесь кажется желтой, выжженной солнцем.
И река желтая.
Хуанг Хэ.
Так императору сказали.
Хуанг Хэ.
Император не здешний, император издалека пришел со своим войском. Да какой император, завоеватель мира, не меньше.
Нет, не так надо начинать, не так.
А с дозорного.
Дозорный видит город – там, далеко впереди, – кричит.
Ускоряются всадники, подгоняют коней.
Ускоряются пешие.
Скрипят повозки.
Замер на горизонте город, не окруженный даже плохонькой крепостной стеной.
Конь дозорного спотыкается о самого себя, падает в дорожную пыль. Три воина бросаются к дозорному, падают, недвижные рядом с ним.
Император хмурится. Но только когда еще три человека спешат к упавшим, он командует:
– Стоять!
Люди замирают.
Ждут.
Вопросительно смотрят.
Дозорные осторожно подбираются к крохотному кусочку дороги, на котором уже лежат четыре мертвеца.
Дозорный – еще совсем мальчишка – падает замертво.
– Мой император…
Что такое?
– Мой император… там, где погибли люди…
– Вы нашли ловушку?
– Да, мой император… вот…
– Что ты мне показываешь, это просто три камня!
– Там был еще один камень… лежал рядом с ними…
– …какой-то особенный камень?
– Нет… просто камень.
– Они были выложены каким-то особенным образом?
– Нет… четыре камня. В каком бы порядке мы их не выкладывали, они всегда несли смерть… пленные умирали один за другим подле камней…
Враги врываются в осажденный город, люди замирают, спасения нет.
Высохший старик выходит на площадь, смотрит на вражеские полчища.
Хватает из корзины уличной торговки четыре яблока, бросает под ноги воинов.
Враги отступают, разбегаются в страхе, давят друг друга, кто-то отчаянно выкрикивает – четыре! Четыре!
Небо здесь кажется желтым.
И земля кажется желтой, высохшей от солнца.
И река желтая.
Хуанг Хэ.
– Часы, мой император.
– Что такое?
– Часы.
Император уже и сам видит, что часы, вот они, стоят у входа в крепость, песок высыпался.
– И что такое? Непобедимая армия испугалась песочных часов?
– Мой император… здесь может быть ловушка.
– Не вижу никакой ловушки. Часы. Просто часы.
– Но…
Император спохватывается, в этой стране всё не просто, очень не просто. Велит гнать пленных, обещает свободу. Пленные боятся, пленные прячутся, закрывают лицо руками. Несколько смельчаков выходят на мост, где стоят часы – падают.
Император сжимает зубы в бессильной злобе.
Темнеет.
Старый мудрец при дворце императора читает:
Знак Си означает четыре, а так же означает…
Этот знак означает часы, кроме того он значит…
Начинает понимать.
Император снова хмурится:
– Ну и сколько еще слов у них еще означает «смерть»?
– Мы ищем, мой повелитель…
– Что-то вы не торопитесь искать…
Та.
Это девушка.
Вон там, в зарослях бамбука.
Кто-то из воинов спешит туда, ловит незнакомку – уже нет никакой незнакомки, в зарослях бамбука скрывается солдат с обнаженным мечом. Император сжимает зубы – когда его собственный солдат падает замертво, пронзенный мечом.
Император не понимает – откуда. Как.
Властелин мира не понимает – откуда. Как.
Не так он себе это представлял, совсем не так, думал разрубить желтую землю одним махом, как Гордиев узел – а желтая земля не поддается, желтая земля не пустит…
Властитель мира срывается на крик:
– Взять его… взять!
Люди кидаются в заросли бамбука – но воина уже нет, вместо воина проскальзывает что-то рыжее, остроухое, воины целятся, чтобы застрелить лисицу – нет, нет уже никакой лисицы, лежит на дороге камень, странно, что только один камень, а не четыре…
Люди торопятся, хватают камень, хотят бросить его в огонь и облить холодной водой, чтобы раскололся на куски – пока не превратился еще во что-нибудь…
– Не надо. Я сам.
Это император.
Властелин мира.
Бросается к камню, который тут же обращается шустрым зайцем, спешит прочь…
Старый мудрец читает по слогам:
Та – он.
Та – она.
Та – он, она, – животное.
Та – он, она, оно – предмет…
Император смотрит, прищуривается.
Бросает тяжелый меч.
Отступает.
Люди не понимают, люди поглядывают на властелина, с ума сошел, что ли, или что с ним. Сам же только что рвался в бой, и на тебе…
Завоеватель мира падает на колени, смотрит на та, бормочет что-то, не губи, не губи, отпусти, отпусти…
Встает с колен.
Шепчет – спасибо, спасибо.
Оборачивается к притихшей армии, срывается на крик, орет во всю глотку:
– А-а-а-атсупаа-а-а-ать!
Скрипят колесницы, стучат копыта, гулко ударяют ногами-тумбами в землю боевые слоны, перешептываются люди.
Пыль над дорогой.
Небо здесь кажется желтым.
– Мой повелитель! Почему вы…
– Что такое?
– Почему вы…
– …ты что, не видел, это кто был?
– Но…
– Куда смотрели-то вообще?
– А…
– Та… это был Та…
…Та – он.
Та – она.
Та – оно (о вещи)
Та – он, она (о звере)
Та – Он (о Боге)
Август пропал.
Когда пропал?
Да вот, первого юлмарса.
Вот так просыпаюсь, смотрю на календарь, первое юлмарса, всё при всём – а августа нет.
Люди в городке даже значения не придали – ну нет августа, и не надо, плакать теперь, что ли. Я еще ждал переполоха, сенсаций в газете, паники ждал, на всякий случай даже проверил кладовку, надолго ли еды хватит – а ничего не случилось.
Ни-че-го.
Ну, где-то десятого юлмарса проскользнула заметка в газете, что, дескать, август приятнее был, и жаркий, и знойный, и ветра так не дули – и всё.
– А почему юлмарс пришел, не знаете?
Это я спросил у продавца в кофейной лавке, он-то всегда всё знает.
Да задолбал этот юлмарс, раньше вот таких ветров не было…
– Так почему он пришел-то? Август же должен быть! Август!
– Ну что ж вы хотите, куда вы против природы-то, у природы свои правила…
– Да вы хоть понимаете, что это против всякой природы?
– Что поделать, свои правила у природы… вот раньше-то август жаркий, знойный был, а сейчас ветрище какой… то тишь да гладь, а то ветер…
Так я ничего от продавца и не добился, только и слышал от него, что в августе раньше хорошо было, а теперь вот оно как…
