Пролог
(монолог постояльца 9-го «Б» Дмитрия Бездельникова)
– Как долго тянется время! Почему математика, важнейшая из наук, в расписании стоит после наискучнейшей истпары? Ну кому пришло в голову так нелепо составлять расписание? Что это за история, которую надо изучать раньше самого события?
Почему я назвал историю «наискучнейшей»? Да потому что нет у меня с ней научного взаимопонимания. А наука без взаимности, сами знаете, как кино без любви – одни расходы!
Вот, к примеру, наша историчка Елена Ивановна. Женщина обстоятельная, не курит, одевается по-человечески, все при ней. А спросишь: «Елена Ивановна, почему рыцари 4-го крестового похода разграбили христианский город Константинополь? Ведь их цель была защитить святой Иерусалим от сарацин?» Она в ответ: «Бездельников, у нас сегодня тема „Светлейшая Республика Венеция“. При чем тут Иерусалим?» Вы представляете? Ладно. Спрашиваю по-другому: «А скажите, Елена Ивановна, с какого такого перепугу венецианцы затащили ворованную квадригу[1] на балкон святого Марка? У них что, от жадности ум повело?» А она опять: «Собор Святого Марка – это жемчужина византийской религиозной архитектуры…» Ну и так далее. Не понимает! Венецианский вор на весь белый свет кичится собственным воровством, а мы ему аплодируем. Отец мне говорит: «Помни, Митька, Русь святая – нам мать родная». А если Русь святая приходится мне матерью, то святая Византия, выходит, моя родная бабка! Значит, эти венецианские шныри обокрали мою родную бабушку? Да после этого не то что уважать – я знать их не желаю.
В общем, вчера вечером забил я по полной на эту «светлейшую» историю и до трех ночи смотрел с отцом футбол. Вот.
Так оно и вышло. Митя Бездельников всю первую пару проспал на задней парте, прикрыв голову учебником по истории, и остался совершенно глух к переживаниям исторички о закате Венецианской республики. Вы только представьте: португалец Васко да Гама открыл в 1498 году морской путь в Ост-Индию, и бедняжка Венеция (между прочим, жирная и жадная) лишилась выгодной ост-индской торговли. Кошмар!..
На урок математики Бездельников первым вбежал в класс, опередив на полкорпуса парный дуэт[2] системных отличниц Дося – Фрося. Две новенькие Барби хихикнули за его спиной и неподвижно застыли на первой парте возле Лобного места[3].
После второго звонка вломился в класс клоун Хамам (хам и обжора Скрынников). Он воровато огляделся в дверях и хотел незаметно юркнуть на соседнюю с Бездельниковым парту, но по дороге споткнулся о чью-то заботливо протянутую ногу.
А еще через минуту в класс торжественно вошел математик Виктор Самойлович и с порога протрубил (трубный голос у ВикСама был от природы низкий, как у Шаляпина, и громкий, как у школьной уборщицы бабы Веры):
– Господа девяти(гэ)бэшники! Сегодня мы оторвемся по полной! Тема урока – математический софизм!
Все напряглись. Дося – Фрося даже ойкнули от испуга, а Хамам заржал, как конь, предчувствуя полуторачасовую халяву.
– Ну-с, начнем, пожалуй, вот с чего. – Виктор Самойлович взял мел и пару раз примирительно царапнул им идеально чистую школьную доску. – Пишем уравнение «икс минус а равно нулю». Так-с, отлично. Теперь делим обе части этого равенства на число «икс минус а». Сокращаем и числитель, и знаменатель в обеих частях уравнения. Отлично. Получаем…
ВикСам повернулся к классу и на мгновение замер.
– Итак, мы получаем… единица равна нулю! Ой-ой-ой! – театрально запричитал ВикСам. – Что я натворил! Я приравнял единицу к нулю! Вы понимаете, что я наделал? Только что я объявил: все сущее: мы, наша планета, Галактика, Вселенная – это пшик! Над миром, да что там над миром… э-э… над самим Богом (при упоминании о Боге ВикСам приосанился) нависло торжество нуля, всеобщее небытие!..
Он безвольно опустил руки, выдохнул и отошел от доски:
– Ну-с, что скажете, господа девяти(гэ)бэшники? Только не говорите мне: «Долой математику! Математики как науки больше не существует!» Нет, друзья, математика существует и будет существовать всегда! А то, чему вы только что стали свидетелями, – это обманка для простаков, так сказать, околоматематическая ловкость рук, некий так называемый софизм.
Виктор Самойлович рухнул на стул и раскинул руки, как крылья птицы, только что подбитой безжалостным Хамамом:
– Анализ околоматематической лжи мы отложим на вторую половину урока, а сейчас пойдемте дальше. Математика – это прежде всего логика. Вот вам так называемый софизм Эватла, упомянутый, если я не ошибаюсь, еще в текстах Апулея.
Итак.
У древнегреческого софиста Протагора учился софистике и судебному красноречию некий Эватл. По заключенному между ними договору Эватл должен был заплатить за обучение десять тысяч драхм в том случае, если выиграет свой первый судебный процесс. В случае проигрыша первого судебного дела он вообще освобождался от обязанности платить учителю…
Митя слушал ВикСама, пытаясь из последних сил сосредоточиться. Только бы не закрыть глаза! Он понимал, если арматура ресниц верхнего века на мгновение сомкнется с арматурой ресниц нижнего века – дело труба. Его персональное «я», недоспавшее на истпаре больше половины второго тайма, провалится в небытие, и интересный урок исчезнет в историческом прошлом вслед за Венецианской республикой.
Увы, футбол – штука серьезная. Сначала одна ресница наклонилась под тяжестью века, потом другая, третья… Наконец откуда-то сверху, как из люка бетономешалки, брызнула цементная жижа концентрированного сна, и Митяй сплыл…
2. Греческая одиссея. Маэстро Протагор
Митя Бездельников очнулся от невыносимо яркого солнца и сразу почувствовал, как под драповым пиджаком его тело обливается липким неприятным потом. Вместо школьного потолка над головой простиралось лазурное средиземноморское небо, а вокруг стояли каменные здания со множеством колонн, украшенные разнообразными скульптурами. Люди, одетые в древнегреческие туники, неторопливо прохаживались по выложенным в траве дорожкам, непрерывно говорили и одобрительно похлопывали друг друга по плечу.
– Привет, меня зовут Кляка!
Митя ощутил, как вдоль позвоночника прокатилась по капелькам пота приветливая звуковая волна. В лучах полуденного солнца, практически не отбрасывая тени, стоял толстенький человечек в розовой тунике и огромных сандалиях. Сандалии крепились к его стопам при помощи кожаных подвязок.
