Шесть месяцев назад
18 декабря
Пуэрто-Эскондидо, Мексика
Ему снова снилась она. Глаза ее были настолько яркими и горящими, что, казалось, прожигали душу. Когда она перекатывалась через него, целуя его разгоряченную кожу, ее темные вьющиеся волосы ласкали его грудь. Через два месяца они должны были пожениться. Он не мог дождаться той поры, когда будет каждое утро просыпаться рядом с ней, уже как с женой, и нежно любить ее – так же, как она любила его сейчас.
Ему нужно было сказать ей что-то очень важное. И что-то очень срочное сделать. Нечто, что все время ускользало от него, скрывалось в окутанных туманом уголках сознания. Он старательно сфокусировался на этой мысли, пока наконец…
«Я должен ее защитить».
Он должен был защитить свою невесту. Его брат уже покусился на ее честь и попытается обидеть ее снова.
И он увидел своего брата – с решительным упрямством во взгляде. Граничащим с безумием. Они были на яхте. У брата было ружье, и он угрожал. Потом брат навел оружие на него. Поскольку было ясно, что он выстрелит без малейших колебаний, – он нырнул в воду. Океан оказался бурным, тут же потащил его на глубину. Он почувствовал, что тонет. Пули между тем чиркали по поверхности, проскальзывая мимо его головы и туловища, едва не попадая в цель.
Все сильнее ощущая нехватку воздуха, он греб руками все сильнее и быстрее, подгоняемый самым что ни на есть великим страхом, что ему довелось когда-либо испытать. Он должен ее защитить.
Высокие могучие волны яростно швыряли его на скалистый берег. Его лицо, руки, ноги раздирало жгучей болью. Океан не отпускал его – однако его воля, намерение защитить любовь всей своей жизни оказались сильнее. Он должен был успеть добраться до нее до того, как к ней прикоснется его брат. Течение все норовило затянуть его под воду, и он плавал, стараясь держаться на поверхности, будто дрейфуя по волнам – вперед-назад, вверх-вниз.
Потом вдруг наступил мрак.
– Papá! Papá! – завопил детский голос.
Он резко распахнул глаза. Над ним, сбивая простыни, скакал маленький ребенок. Вокруг кровати, радостно смеясь, подпрыгивал мальчик постарше.
– Despiértate, papá! Tengo hambre[1], – кричал ему по-испански малыш.
Он напряг мозги, извлекая из памяти курс испанского в далеком колледже. Ребенок был голоден и к тому же называл его папой.
«Куда ж это меня, к чертям собачьим, занесло?»
Он резко сел в постели и тут же, передумав, откинулся обратно, к изголовью. Находился он в спальне, в окружении многочисленных фотографий в рамочках. На многих снимках он обнаружил самого себя – однако ни на миг не помнил, как на них фотографировался. Окна, расположенные справа от него, выходили на балкон, а там, дальше, простирался океан.
«Какого черта?!» Кровь словно отлила от лица, тело прошибло холодным потом.
Ребенок подскочил ближе, подпрыгивая на кровати и крутясь в воздухе вокруг своей оси:
– Quiero el desayuno![2]Quiero el desayuno!
– Хватит прыгать, – прохрипел он и поднял руки, чтобы защититься от мальчишки, оказавшегося уже совсем рядом с его лицом. Он совершенно не понимал, где он и кто он. Необъяснимая паника своими жуткими пальцами схватила его за горло. – Прекрати сейчас же!!!
Малыш замер. Пару мгновений ребенок смотрел на него широко раскрытыми глазами, потом торопливо скатился с постели и убежал из комнаты.
Он зажмурил глаза и мысленно досчитал до десяти. Когда он откроет глаза, все должно вернуться в нормальное состояние. Он просто перенервничал: работа, предстоящая свадьба, неприятности с братьями. В этом, должно быть, все дело. Все это только сон.
Наконец он открыл глаза. Ничего не изменилось. Грудь словно сдавило, дыхание стало резким и тяжелым. Это был не сон. Это оказался ночной кошмар, и он сейчас был в самом его эпицентре.
На тумбочке у кровати он заметил мобильник. Взял его в руку, активировал экран. Когда высветилась дата, сердце замерло. «Ведь должен же быть май. Какого черта там декабрь, причем… через шесть с половиной лет после свадьбы?!»
От входа послышался какой-то шум, и он вскинул голову. В дверях стоял мальчик постарше с сильно побледневшим кофейно-загорелым лицом.
– Papá?
Он снова сел в постели:
– Кто ты такой? И кто я? Что это за дом?
Похоже, его вопросы напугали мальчугана, однако из комнаты он не ушел. Вместо этого подтянул к стенному шкафу стул, забрался туда и вытащил с самой верхней полки небольшой металлический ящик. Спустившись со стула, поднес ящик к нему и потыкал в кнопочную панель, вводя четырехзначный цифровой код. Замок со щелчком открылся. Мальчик поднял крышку и, оставив ящик, медленно попятился из комнаты, не сдерживая бурных слез.
Внутри металлического ящика оказались разные государственные документы: паспорта, свидетельства о рождении и о браке, и тут же, о смерти некой Ракель Селины Родригес. В самом низу лежали несколько флешек и компьютерных дисков, а рядом с ними – помолвочное кольцо. Он узнал это кольцо. Она его носила.
Подняв кольцо к свету, недоуменно уставился на него: «Почему же она теперь его не носит?»
Он положил кольцо обратно в металлический ящик, и тут глаза наткнулись на белый конверт. Письмо было адресовано ему. Джеймсу.
Он вскрыл конверт и вытащил оттуда письмо:
«Пишу я это в пору неизвестности, рано или поздно ожидая неизбежного конца.
Боюсь, настанет день, когда я вспомню, кем я был, и забуду, кто я есть. Меня зовут Джейми Карлос Домингес. Некогда я был известен как Джеймс Карлине Донато.
Если я читаю эту записку, совершенно не помня, как ее написал, – то должен знать одно: я – это ты»[3].
Настоящее время
21 июня
Сан-Хосе, Калифорния
Умереть намного легче, чем вернуться к жизни. Кипы документов, необходимых для восстановления его личности, хватило бы для того, чтобы снова высосать из него жизнь.
Возможно, ему следовало оставаться мертвым. Потому что здесь для него не осталось ничего ценного. Это было чертовски ясно.
Мысль прошлась по мозгу Джеймса, словно мяч, посланный на бейсбольном поле, с силой ударившийся о внешнюю стенку. Она оставила тупую боль в виске и пустоту в груди.
Джеймс уставился на небо над Сан-Хосе, глядя на него из окна кабинета своего брата Томаса в «Донато Энтерпрайзес». Заходящее солнце отражалось в стеклянных стенах зданий, окрашивая их в сияющие золотистые и оранжевые тона. Потеряно шесть с половиной лет, и он ни черта не может сделать, чтобы вернуть это время.
Но он помнил тот день, когда оставил Эйми, как будто это произошло вчера.
Он шагал взад и вперед вдоль окна, преследуемый тем разговором, который у них состоялся ночью, перед его уходом. «Меня не будет меньше недели, ты даже не успеешь по мне соскучиться». Потом он поцеловал ее и занялся с ней любовью. Его пальцы ласкали лунный свет в ее волосах, Джеймс уверял, что их будущее будет только таким, каким они хотят, он освободится от своих обязанностей перед «Донато Энтерпрайзес». Он хотел заниматься искусством. Его губы прошлись по изящным линиям ее бедер, по изгибам икр, он пообещал заботиться о ней до конца своей жизни.
