Эксперимент явно затягивался – хомячки не спешили возобновлять знакомство. Самец, возвращенный в клетку после суточного отсутствия, направился к кормушке и, взяв в ручки-лапки кусок морковки, принялся его уписывать за обе щеки. Самочка, быстро обнюхала блудного супруга, забилась в угол и словно оцепенела. Записав это в журнал, Лиза тщетно ждала дальнейшего развития событий: самка не проявляла ни интереса, ни агрессии. На мгновение Лизе показалось, что хомячиха очень расстроена, но она тут же одернула себя: только без антропоморфизма! Этим словом ученые называют ошибочную тенденцию объяснять поведение животных с позиций мыслей и чувств, присущих только человеку. Увы, очень распространенное явление. И за примером не надо далеко ходить.
Некоторое время назад Макс – в виде исключения, заметьте – пригласил ее к себе на корпоративную вечеринку. С определенной целью: увидеть вытянувшееся лицо шефа, когда, представив Лизу, он сообщит, что его девушка не фотомодель, как можно подумать, а ученый, заканчивающий работу над диссертацией по поведению мелких млекопитающих. Макс обожал выглядеть оригинальным. Кого сейчас удивишь моделью, экономистом или юристом? А вот ученый-этолог с модельной внешностью – это да, это свежо и небанально. Дальнейшие шаги тоже были просчитаны. Шеф, конечно, уделит внимание такой необычной гостье, а стало быть, и ему, Максу. Таким образом, Макс получит шанс на приватную беседу и, возможно, поправит свое пошатнувшееся реноме. Изучая поведение зверюшек, учишься и людей видеть насквозь, усмехнулась своим мыслям Лиза.
Однако на деле в продуманную схему уложилось не все. Действительно, шеф начал расспрашивать Лизу о ее работе и узнал про серию опытов, в ходе которых самца из сложившийся пары пересаживают в клетку к посторонней самке. Там зверьки довольно быстро завязывают новый роман. Когда же Лиза возвращает самца «законной супруге», та его не принимает, потому что не узнает. Узнавание своих у зверьков происходит по запаху. А у вернувшегося «мужа» запах меняется, он пахнет чужой самкой. Но ведь новая подруга «мужа» тоже чувствует запах чужой для нее самки – «жены». Почему она его принимает? Над этой задачей Лиза сейчас и работает.
Сначала шеф пошутил, что у людей мужа, сходившего налево, жена тоже обычно встречает скалкой. Посмеялись. Но потом он вдруг на полном серьезе стал вопрошать ее, Лизу, какое моральное право она имеет причинять зверюшкам такие душевные страдания, тем более ужасные, что они, в отличие от людей, не могут их облегчить, напившись или поплакавшись кому-нибудь в жилетку. Неужели ей не стыдно разрушать столько звериных семей ради праздного – так и сказал, подумать только! – любопытства. Можно же было найти более гуманную тему для диссертации.
Лиза долго крепилась, но, в конце концов, вспылила, Максим их еле разнял и, естественно, идея приватной беседы рассыпалась в прах. После ресторана они поцапались.
– Твой далекий от науки шеф не может знать, что животные чувствуют на самом деле, – заявила Лиза.
– А ты-то откуда можешь это знать? – парировал Максим.
Эта фраза досадным образом врезалась в память и осталась там сидеть, как заноза. Все это глупости! Животных нельзя очеловечивать. Они живут инстинктами. Но, с другой стороны, и люди руководствуются инстинктом самосохранения, размножения… Старина Фрейд полагал, что ничего другого в нашей жизни и нет.
Ее размышления прервал телефонный звонок в соседней комнате. Трубку никак не брали – видно сотрудница отлучилась. А кто-то настырный на том конце все звонил и звонил. Посторонние звуки могли нарушить чистоту эксперимента. Пришлась идти. От двери Лиза обернулась – ситуация в клетке не изменилась. В трубке оказался Максим:
– Лиза, что такое, почему у тебя мобильник выключен? – завопил он.
– Я работаю, Макс. Мне нельзя пугать зверей.
– А-а, – успокоился он, – а то я уж не знал, что думать. – Ну, что пойдем куда-нибудь, я за тобой заеду?
– Максим, я же тебе говорю, я работаю, у меня опыт идет, я сегодня не могу, – Лиза говорила скороговоркой нетерпеливо поглядывая на дверь лаборатории и прислушиваясь. Пока там все было тихо.
– А завтра?
– Посмотрим. В зависимости… – и тут за дверью раздался пронзительный писк.
Лиза бросила трубку и опрометью кинулась в лабораторию. Самка по-прежнему сидела в углу, но уже в другом, а самец… самец лежал в центре клетки на боку, возле его горла набухала большая красная капля. Зверек несколько раз дернулся и затих, его блестящие черные глазки потускнели. Лиза чертыхнулась и пошла в виварий. Опыт не действителен – она не видела и не записала, как развивалась реакция агрессии. Значит, все надо начинать сначала с новыми зверьками.
Полка джунгарских хомячков в виварии была пуста. Лиза снова чертыхнулась, вспомнив, что утром приходила машина из Белогорловки, и она сама велела лаборантке отправить оставшихся зверей на биостанцию – ведь сегодняшний эксперимент должен был стать последним в серии. И вот на тебе! Но завершать серию все равно надо. Лиза схватила трубку:
– Алло, Макс, ты можешь отвести меня в Белогорловку? У меня звери кончились.
– Конечно, Лизок, завтра вечером съездим.
– Завтра поздно. Надо сегодня, на худой конец завтра утром. Максимчик, миленький, у меня семинар на носу, мне, кровь из носа, надо серию закрыть.
– Лизавета, утром – никак, я же работаю. А сегодня… понимаешь, мы уже договорились с мужиками в баре посидеть.
– Ну, извинись, посидите в другой раз! Скажи, что изменились обстоятельства.
– Слушай, Лиза, не слишком ли часто меняются обстоятельства? – Максим уже не скрывал раздражения. – Для меня ты сегодня была занята. Когда встает вопрос, хомяки или я, ты выбираешь хомяков. Но если мне выбирать между хомяками и друзьями, то я…
– Не хомяки, а хомячки, – прервала его монолог Лиза. – Это совершенно разные звери. Желаю хорошо провести время.
И положила трубку. Итак, до Белогорловки придется добираться самой.
На автовокзале выяснилось, что билеты на нужный автобус раскуплены. Дачный сезон, знаете ли. В принципе до Белогорловки можно добраться по железной дороге, менее удобно, но выбирать не приходилось. Теоретически она еще могла успеть на электричку – и Лиза помчалась туда. Она вылетела на платформу, когда до отхода оставалась какая-нибудь минута. И с лету врезалась в чью-то железобетонную грудь. Сумка отлетела в сторону, раскрылась, содержимое высыпалось. Обладатель груди извинился, будто это он, а не она, несся не разбирая дороги и кинулся собирать выпавшее. Лизе оставалось только присоединиться к нему. И, разумеется, как в плохом кино, они столкнулись лбами, одновременно с этим услышав шипенье закрывающихся дверей электрички. Замерев на секунду, они посмотрели друг на друга и… расхохотались.