Боль причиняет больше вреда, когда царит молчание.
В первую неделю в доме Спекторов я еще не понимал, с кем имею дело. Не дошло до меня и во вторую, когда Джеремия засунул руку под одеяло и дотронулся до меня.
В тот раз я притворился, что сплю.
Он всего лишь проявлял ласку, и каким бы неправильным мне ни казалось его поведение, я оставил все как есть и избегал разговоров об этом с социальным работником, который следил за приемными семьями.
А затем все очень быстро встало на свои места.
Джеремия заваливается в нашу с Брейденом спальню. Сегодня от него несет алкоголем больше обычного, и я тут же ощущаю его присутствие.
– Еще не спишь, Дезмонд? Знаю, меня ждешь, малыш.
Он сдергивает с меня одеяло, и я изо всех сил пытаюсь замереть. Не просто контролировать свое дыхание, и в итоге я задерживаю его, пока мои легкие не начинают гореть, отчего я испытываю облегчение. В то же самое время я молюсь. Молюсь, чтобы он ушел отсюда и оставил меня в покое.
Я слышу шаги – его шаги по ковролину, мягкому и чистому, который с маниакальным упорством постоянно драит до блеска его жена, и я прекрасно знаю, к кому он сейчас идет.
Джеремия приближается к кровати Брейдена. Ему известно, что я остановлю его и соглашусь на любые извращенные фантазии, лишь бы он оставил Брэда в покое.
Вскочив с постели, я тяжело дышу и сжимаю кулаки и глаза, убирая подальше бушующие во мне эмоции.
Я не хочу хныкать.
Он не дождется моих слез.
Первый раз я подумал, что они смогут его остановить, но чем сильнее я ревел, тем больше удовольствие доставлял этому монстру, и с того момента я не пролил ни слезинки.
– Хороший мальчик! – слышу я его шепот.
Как же все неправильно здесь, внутри этой комнаты.
Ее синие стены разрисованы белыми облаками, а свет прикроватной лампы проецирует на потолок множество малюсеньких звездочек.
Наша комната в полном порядке, но передо мной стоит монстр, который кивком головы приказывает мне следовать за ним в ночной кошмар. Джеремия пожирает меня. Он уже делал это.
Каждый четверг.
Я стал бояться этого дня больше остальных дней недели.
Каждый четверг я лишаюсь частицы себя в надежде, что все закончится как можно скорее. Пока я молю несуществующего Бога, чтобы монстр урвал еще одну часть – может быть, последнюю – моей человеческой натуры, и от меня ничего не осталось.
Лишь бы он причинил меньшее зло.
Лишь бы его лицо прекратило преследовать меня даже во сне.
Первым по лестнице спускается он. Я иду следом и не свожу глаз со своих босых ног, которые еле-еле тащатся по деревянным ступенькам, будто чужие, и на долю секунды я воображаю, что так оно и есть.
Этот мальчик – не я. Нет больше Дезмонда, потому что он умер. Монстр разорвал его на кусочки.
Джеремия дергает за веревку, и в гараже включается свет. Тусклое свечение исходит от одной-единственной лампочки, свисающей с потолка. Красный пикап Джеремии уже припаркован внутри, и воздух еще пахнет выхлопными газами. Я протягиваю руку к машинному капоту: он горячий. Должно быть, монстр вернулся совсем недавно.
– Клади руки сверху и не шуми, – приказывает он. – Будет быстро, я устал и уже хочу спать.
Я воздаю хвалу Господу, в которого не верю. На этот раз больно будет недолго. Но тут же меня охватывает слепая беспомощная ярость: я хочу убить этого мужчину, который насилует меня уже целый месяц и десять ужасных дней.
С сегодняшним их будет уже одиннадцать.
Месяц и одиннадцать дней, а он все еще не может насытиться мной.
Я слышу каждый звук, пока выполняю все, что он мне приказал. Джеремия снимает ремень и кидает его на пол. От глухого шлепка и удара пряжки о землю я вздрагиваю. Рядом с пикапом стоит рабочий стол Джеремии, где лежат гаечные ключи и самые разные отвертки.
Как обычно, я начинаю пересчитывать их. Один, два, три…
От звука расстегивающейся ширинки я крепко зажмуриваюсь. Затем открываю глаза и вижу его: из-под лежащей на столе газеты выглядывает рукоять ножа. Я легонько наклоняюсь, надеясь, что Джеремия этого не заметит.
Да пусть он даже убьет меня!
Я уже мертв.
Я хватаю нож и, обернувшись к Джеремии, бью его им. Спектор издает жуткий крик, рукой он дотрагивается до своего лица, а затем, не веря своим глазам, отводит ее в сторону. Из его щеки хлещет кровь, которая забрызгивает его клетчатую рубаху и пачкает пол. Я резанул глубоко, но недостаточно.
Я и правда могу убить человека? Возможно, я и правда могу убить монстра.
Джеремия опускается на колено и, всхлипывая, начинает просить у меня прощения. Он припадает к моим ступням. Его кровь брызгает и на них, и я чувствую себя потерянным.
Я смотрю на свои руки, и мгновение мне кажется, что теперь мы равны, но это не так.
Джеремия Спектор схватил мою жизнь и все человеческое, что во мне оставалось.
А в обмен не дал ничего.
И никогда не сможет это дать.
Его плач пугает меня больше, чем крик, раздавшийся до этого. Я понимаю, что имею дело с психом, и мои руки начинают дрожать. Внутри все леденеет, и видя, как он ревет, я понимаю, что он одновременно ненавидит и меня, и себя самого, потому что каждый день я напоминаю ему своим видом, какой он бесчеловечный монстр.
Я чувствую огромную усталость, будто из моего тела мигом была высосана вся энергия. Я бросаю нож и совершаю самую большую ошибку в своей жизни: я оставляю Джеремию в живых.
Когда мы взрослеем, то часто вспоминаем о детстве с ностальгией и нежностью. Иногда даже хочется вернуться в те дни, чтобы пережить их заново. У меня все наоборот: я хотел бы позабыть обо всем и больше никогда не вспоминать о своем прошлом, даже во снах.
Но как это часто бывает с тем, кто отчаянно пытается выкарабкаться из выкопанной для него ямы, прошлое разыскивает тебя, особенно если оно пропитано кровью и ужасом, как мое. И имеет облик бородатого мужика с огромными, грязными от земли руками, которые воняют бензином и свежескошенной травой.
Джеремия Спектор.
Сегодня, как и тогда, меня затошнило и вывернуло наизнанку. Я блевал, пока в комнате сидела вся в слезах всполошенная Вайолет.
– Дезмонд, он одержим тобой. Он никогда не оставит тебя в покое.
От ее слов в моем сознании появляется черная дыра.
Я прислоняюсь спиной к холодному кафелю ванной комнаты и пытаюсь совладать со своим дыханием. Этот ублюдок словно отбирает его у меня мало-помалу.
Мне хочется позвонить Анаис, которая не может и вообразить, что произошло в этой комнате всего-то спустя пару минут после ее ухода. Сиреной воет во мне потребность ухватиться за нее, потому что земля уходит из-под ног, но я знаю, что должен разобраться с этим делом в одиночку. Моя Нектаринка не имеет никакого отношения ко всей этой мерзости, и я не хочу, чтобы мое прошлое замарало ее.
