Алексей Караковский - Вспомни что-нибудь. Стихотворения

© Алексей Караковский, 2018

ISBN 978-5-4493-7450-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Достаточно пообщаться с ним несколько минут, как чувствуешь – творческая личность. Потом узнаёшь, что действительно так: Алексей Караковский – и музыкант, и прозаик, и поэт, и переводчик. А ещё и фотограф, создатель Интернет-сайтов и… Да мало ли ещё что. Широта интересов чрезмерная, буквально жажда объять необъятное. Какие от этого плюсы-минусы – понятно. За творческую экспансию приходится чувствительно расплачиваться. Но плюсов всё-таки больше.

В данном случае перед нами Алексей Караковский – поэт. Перед нами только стихи, а точнее – верлибры. Ещё точнее – тексты. Тексты, объединённые общей интонацией, близкой к прозаической, но с постоянными вспышками метафор, искрами поэзии. Такой вот парадокс. Текст, хотя и членённый на отдельные главки, тем не менее – монолитный, цельный, – монолог, разговор с самим собой, без обращения к кому-либо. Без адреса. И обращённый ко всем! Это второй парадокс Алексея Караковского.

Монолог, подкреплённый скрытой музыкальностью построения. Своеобразная симфония настроений. С быстрыми перепадами, противоречиями, но одинаково остро эмоциональными. Это исповедь молодого человека, осознавшего себя в переходное время, когда ещё рядом поколения старших, сформированных прежними иллюзиями. А ему досталась голая правда, лишённая общей целеустремленности.

Новые, тридцатилетние… Тот редкий случай, когда разные поколения – разные миры… Похоже на то, как в свою пору было легче поверить, что земля покоится на трёх китах, чем согласиться, что она просто висит, кувыркаясь в пространстве. Страшновато!

Конечно, метафора. Страна лишилась земного бога. И идеала.

Раньше была тяжесть, оковы, теперь – невесомость. Однако же космонавтам приходится её осваивать! Я бы сказал, что Алексей – представитель такого вот молодого «космического» поколения. На земле – как в открытом космосе…

И ещё один парадокс. Алексей Караковский откровенно занят собой, он заполняет собой пространство этой книжки, и одновременно – он больно и чутко отзывается на то, что происходит вокруг. «Трещина мира» прошла и через его сердце.

Читая поэтические тексты Алексея Караковского, ловлю себя на мысли, что он чутко выражает современный менталитет: он художественно воплощает (причем вполне органично!) клиповое сознание, я бы сказал – многоканальное мировосприятие. Богатство? Да. Но и смятение, поиск ориентира. Отчаяние и ликование. Цельность и дробность. Одиночество лихорадочной и поверхностной общительности. Пошлёт всех и вся «на фиг», а потом оказывается, что самозабвенно любит… Творческое состояние, похожее на новую реку, которая, разливаясь половодьем, ищет русло…

«Полный внутренней речи и тревоги» – хорошо и точно сказал о себе поэт.

Это новое веяние. Хотя каждая последующая ступенька неизбежно утрачивает предыдущую. Стихи, не похожие на стихи. Обыкновенный читатель зачастую не поспевает за переменами. Он по инерции пытается понять современность в привычных вчерашних формах. Так ему удобней. Более того, сегодня читатель, как правило, читает не то. Ему подают коммерческое чтиво, и он глотает…

Но разве поэт ориентируется на такого читателя?

Новое притягивает новое.

…и сердце ёкнуло: я люблю её!

Внезапным открытием мир перевернув,

вывернув наружу торжество и восторг,

сметя без следа былую самоуверенность

и слабые попытки самоконтроля.

Где я? Где она?

Будем ли счастливы в мире этом?

Какая разница, когда сердце бьётся —

и не унять!..

Прислонился к стене. Перевёл дыхание.

Открыл и закрыл глаза – работают.

Украдкой стёр пот со лба – надо же!

Огляделся – всеобщее внимание

вроде бы не привлечено.

…и пошёл, куда глаза глядят,

раненый насмерть

первой и чудовищной любовью.

1.

Священное писание льётся и по сей день

своим хрустальным верлибром,

священное писание осчастливит всех тех,

кто удачлив наполовину,

устранит обидчиков и бывших мужей,

детям даст кусок хлеба и зрелищ,

на перекрёстке со сломанным светофором

укажет дорогу заблудшим таксистам…

Но, знаешь, эти птицы здесь ни для чего,

им не нужны священные книги,

и что бы ни случилось – знай, лети —

да береги свои яйца.

2.

Калитниковского рынка незримая ось

словно проходит в центре гончарного круга.

Солнце без устали шпарит под Карачаровский мост

люди топчут, толкают друг друга.

Где им прочесть токи нашего мозга,

где им расслышать голос из голосов!

Отпусти меня, человече, хоть это не просто,

отпусти, я хочу лишь освоить то, что не довелось:

небеснокрылый, воздухопёрый

нежным турманом выгнусь в дугу…

А знаешь, это особенно здорово —

целовать крылышки на бегу.

3.

Я черноокий Аврелий, я без апреля маюсь,

я серокрылый тосканец, таскаю свои потёртые крылья,

нож из-под плаща – коготь страш-шный!!!

Берегись, душа, брата нашего, мы – безбашенны!

Наши женщины – в вечном трауре

чёрных крыльев подолы волочатся по ветру

Здрравствйте, очень прриятно! Мы питаемся падалью!

до гортани откроются взгляду старушечьи вопли,

берегись, случайный прохожий, ворона одичавшего,

огрубевшие за зиму, мы вымерзли тыщами,

чтоб сейчас, пролетая над антропогенными башнями

прокричать тебе: ТВАРЬ, ТЫ ГОДИШЬСЯ В ПИЩУ!

4.

Небесные конструкции покрыты

строительным лесом, строительным мясом,

небесные конструкции – это гостиницы

для перелётных переселенцев.

Конференция на телефонных проводах

никогда не будет понята теми,

кто изобрёл телефон —

конечно, для нас, для кого же ещё…

Дебаты, дебаты на солнечных пятнах —

о чём можно говорить у стадиона «Динамо»,

когда весна так пьяняща и счастье почти настоящее?

Конечно, о бабах.

5.

Пошли на дело, солнце светит ахово,

пошли на дело, на крыль… ййахх! Овод,

сгони его! Хлеб – преломи его!

Вина вина, благословение блага,

и знаешь, мой добрый бродяга,

всё ещё будет, ничего не закончится

по воображаемым параллелям

лети, моя лётчица-самолётчица!

бес в ребро, сон в руку, середина июля,

и твоя голубка останется с тобой навсегда —

просто сунь голову под крыло,

пора спать…

Мне часто снится шествие печальных животных,

чьи тёмные глаза выразительней, чем у детей и женщин.

Недоваренный рис раскладывается по тарелкам,

мы садимся за длинный стол, но трапезы не будет.

Они заглядывают в душу и многозначительно молчат.

Наверное, я никогда не смогу им объяснить, где я был