Летнее солнце стояло в зените. Из глубины пшеничного поля, под прерывистый звон цикад медленно приближалась Прекрасная Незнакомка. Одетая во все белое: в длинное белое одеяние с широкими рукавами и в белую же накидку, наброшенную на голову, Незнакомка, казалось, не шла по полю, но как бы парила в воздухе. И при этом она спокойно, царственно улыбалась.
Внезапно в бездонную синеву неба над Незнакомкой и в зелень полей за нею вонзился вдруг резкий протяжный скрип.
Видение вмиг погасло; и в темноте уже, под прерывистый зуд газосварки широко распахнулась дверь.
– Ваня, поезд! – возник на пороге бытовки стрелочника плотный, лет сорока, мужчина, одетый в казенные брюки, тенниску, с картузом железнодорожника набекрень. Это был Иванов дядя.
Сам же Иван, – ему было не больше двадцати двух лет, – неторопливо привстал с лежанки и тяжело вздохнул. Он явно был недоволен вторжением постороннего в его грезы.
– Давай-давай – быстренько, – подхватил дядя ведерко с вишнями, а небольшую корзинку с пирожками сунул Ивану в руки. – Я тебе помогу.
Затем дядя юркнул обратно к двери. А Иван перед тем, как выйти, поднял с лежанки еще и фотоаппарат. И так вот, с фотоаппаратом в одной руке, а с корзинкой – в другой, он и вышел за дядею из бытовки.
Рядом с бытовкой стрелочника три мужика в засаленных спецодеждах заваривали проход к пригородным платформам.
– Секундочку! – остановил их дядя и, юркнув в дыру в заборе, пропустил туда и Ивана, после чего с достоинством прикрикнул на мужиков:
– Да хорошенько варите мне! А то в прошлый раз заварили, черти! Главный ногой пихнул – оно тут же и отвалилось. Бракоделы!
Между тем у небольшого железнодорожного вокзала, близ залитой ярким июльским солнцем пригородной платформы, остановился пассажирский поезд. Толпы старушек и женщин с ведрами, корзинками и кульками, выйдя из-под густой тени придорожных берез и сосен, тотчас рассеялись по перрону и облепили все выходы из вагонов. В гулком воздухе зазвучало:
– Яблочки! Купите яблочки! Свежие яблочки! Только что с дерева!
– Пирожки! С капустой и с вишнями! Горячие пирожки! Недорого! Направляясь с Иваном к толпе старушек, дядя наставнически сказал:
– Главное, не боись. Морду лопатою – и вперед! Вона – учись у бабок! Пирожочки горяченькие, то да се! Рекламку сообрази и грузи по полной. У отдыхающих денег много. Наш брат-мужик на курорт не ездит. Вот и ломи им цену. И, главное, улыбайся!
Во всем соглашаясь с дядей, Иван повесил корзинку с пирожками на сгиб руки, а фотоаппаратом то и дело начал фотографировать: то – старушку с ведерком яблок, то – краснощекого мужика с вареными раками на подносе. И так вот фотографируя, в очередной раз он повернул в толчее голову и вдруг ошарашенно замер.
В трех шагах от него, прямо у двери тамбура, покупала у толстой женщины краснобокие наливные яблочки молодая красивая девушка, очень похожая на Прекрасную Незнакомку из недавно оборвавшегося виденья. Девушка протянула торговке деньги и, поднеся пакет с яблоками к груди, тут же одно из них – самое наливное, ярко-красное яблоко – надкусила. Хруст от укуса яблока отрезал собой все звуки. Движения всех замедлились. Руки Ивана расслабленно опустились. И корзинка с домашними пирожками, соскользнув с изгиба руки фотографа, упала на тротуар: покачнулась туда-сюда, но все-таки устояла, а рядом с корзинкой возникли ноги какой-то другой длинноногой девушки.
Над головой же девушки у вагона на мгновение появилось уже знакомое по видению белоснежное покрывало.
Правда, в следующее мгновенье длинный пронзительный посвист поезда оборвал романтическую картинку: накидка над головой у девушки испарилась, все звуки снова возобновились, а движение у вагона стало вполне обычным.
