Выходя из своей квартиры в восемь часов утра, Нга-Йи не представляла, что в этот день изменится вся ее жизнь. После кошмара последнего года она была уверена в том, что впереди ее ждут лучшие времена – надо только крепче стиснуть зубы и идти вперед. Судьба справедлива, думала она, и если случается что-то плохое, затем обязательно должно быть что-то хорошее.
Увы, судьба любит жестоко пошутить с нами.
Вечером, в начале седьмого, Нга-Йи шла домой, с трудом передвигая ноги. Шла от маршрутки и деловито подсчитывала, хватит ли в холодильнике еды, чтобы приготовить ужин для двоих. За последние семь-восемь лет цены тревожно выросли, а зарплата осталась прежняя. Нга-Йи помнила, что фунт свинины стоил двадцать долларов1 с небольшим, а сейчас за эти деньги можно купить разве что полфунта.
В холодильнике лежало не больше пары унций2 свинины и горстка шпината. Хватит, чтобы приготовить жаркое с имбирем. К жаркому можно добавить яйца, сваренные на пару3, – и получится простой и сытный ужин. Сестра Нга-Йи, Сиу-Ман, – она была на восемь лет младше – любила яйца на пару, и Нга-Йи часто готовила для нее это незатейливое блюдо в те дни, когда в холодильнике было почти пусто. С мелко нарезанным зеленым луком и толикой соевого соуса – получалось очень вкусно. А главное – дешево. Раньше, когда с деньгами было совсем туго, яйца выручали сестер.
Хотя еды на вечер было достаточно, Нга-Йи подумала: а не попытать ли удачи на рынке? Она не любила, когда дома шаром покати. Она была так воспитана: всегда нужно иметь какой-то запас. Кроме того, некоторые продавцы перед закрытием рынка снижали цены, так что получалось купить что-то с приличной скидкой.
У-у-уи-и-иу-у-уи-и-и.
В мысли Нга-Йи об уцененных продуктах ворвался пронзительный вой сирены. Мимо пронеслась полицейская машина. Только тут она заметила толпу около дома, где они жили с сестрой, – Вун Ва Хаус.
Что-то случилось?
Нга-Йи шла, не ускоряя шаг. Она была не из тех, кто падок на сенсации. По этой причине многие одноклассницы называли ее отшельницей, интровертом или занудой. Но это ее нисколько не задевало. Каждый имеет право выбирать, как ему жить. Пытаться соответствовать представлениям других – чистой воды глупость.
– Нга-Йи! Нга-Йи!
Пухлая кудрявая женщина лет пятидесяти, стоявшая среди дюжины зевак, отчаянно замахала рукой. Это была тетя Чан, соседка с двадцать второго этажа. Знакомство сводилось к тому, что они здоровались, но не более того.
Тетя Чан быстро подбежала к Нга-Йи, схватила ее за руку и потащила к дому. Нга-Йи не понимала ни слова из того, что тараторила эта женщина, кроме собственного имени. Тетя Чан была так жутко напугана, что говорила будто бы на иностранном языке. Понимать что-то Нга-Йи начала, когда разобрала слово «сестра».
Люди сгрудились вокруг пятачка асфальта примерно в десяти ярдах от главного входа в дом. При свете закатного солнца Нга-Йи прошла сквозь толпу зевак, и ее глазам открылось кошмарное зрелище.
На асфальте лежала девочка-подросток в белой школьной форме. Лицо, закрывали спутанные волосы, около головы расплылась темно-красная жидкость.
Первая мысль у Нга-Йи была такая: это кто-то из школы, где учится Сиу-Ман.
Но через две секунды она поняла, что это и есть Сиу-Ман.
На холодном асфальте лежала ее младшая сестра.
Ее единственная во всем мире родная душа.
В то же мгновение всё вокруг Нга-Йи перевернулось вверх тормашками.
Может быть, это страшный сон? О, если бы это ей приснилось…
Нга-Йи обвела взглядом окружавших ее людей. Все они были ее соседями, но сейчас казались незнакомцами.
– Нга-Йи! Нга-Йи!
Тетя Чан вцепилась в руку Нга-Йи и отчаянно ее трясла.
– Сиу… Сиу-Ман?
Нга-Йи никак не могла мысленно соединить лежащее на асфальте тело со своей младшей сестрой.
«Сиу-Ман должна сейчас быть дома и ждать, когда я приготовлю ужин…»
– Пожалуйста, дайте пройти.
Полицейский в аккуратно отглаженной форме прошел сквозь толпу зевак, сопровождая трех парамедиков с носилками. Один из них подержал руку под носом Сиу-Ман, прижал два пальца к ее запястью, приподнял веко, посветил фонариком в зрачок. Это заняло всего пару секунд, но Нга-Йи каждое из этих действий казалось серией отдельных застывших кадров.
Она перестала ощущать течение времени.
Подсознание пыталось уберечь ее от того, что должно было вот-вот случиться.
Парамедик выпрямился и покачал головой.
– Пожалуйста, разойдитесь и дайте пройти, – попросил полицейский.
Парамедики с печальным видом ушли, а Сиу-Ман осталась лежать на асфальте.
– Сиу… Сиу-Ман? Сиу-Ман! Сиу-Ман!
Нга-Йи оттолкнула тетю Чан и бросилась к телу сестры.
– Мисс!
Рослый полицейский проворно схватил ее за руку.
– Сиу-Ман!
Нга-Йи пыталась вырваться, но полицейский держал крепко. Она повернулась к нему и умоляюще проговорила:
– Это моя сестра. Вы должны ее спасти!
– Мисс, пожалуйста, успокойтесь, – произнес полицейский таким тоном, словно и сам прекрасно понимал, что от его слов ничего не изменится.
– Пожалуйста, спасите ее! Медики! – Нга-Йи, сильно побледнев, посмотрела вслед удаляющейся бригаде. – Почему ее не уложили на носилки? Скорее! Вы должны спасти ее!
– Мисс, вы ее сестра? Пожалуйста, успокойтесь, – снова сказал полицейский и обхватил Нга-Йи за талию. Он старался говорить как можно более сочувственно.
– Сиу-Ман… – Нга-Йи обернулась, чтобы посмотреть на распростертое на асфальте тело. Двое полицейских накрывали его темно-зеленым брезентом. – Что вы делаете? Перестаньте! Прекратите немедленно!
– Мисс! Мисс!
– Не накрывайте ее с головой, ей же надо дышать! У нее сердце еще бьется!
Нга-Йи качнулась вперед – ее вдруг покинули силы. Если бы не полицейский, она бы наверняка упала.
– Спасите ее! Вы должны ее спасти! Умоляю вас… Она моя сестра, моя единственная сестра…
В самый обычный вечер самого обычного вторника соседи, стоявшие на нешироком тротуаре перед Вун Ва Хаус в поместье Лок Ва города Квун Тонг4, такие говорливые в прочие дни, умолкли. Единственными звуками, нарушавшими тишину квартала многоквартирных домов, были душераздирающие рыдания Нга-Йи. Порывами ветра влетавшие в уши людей, они наполняли тоской, от которой невозможно было избавиться.