– Вы не понимаете. – Подследственный смотрит прямо в камеру. Взгляд его кажется равнодушным, но в глубине глаз появляются тревожные огоньки. – Мы выросли в ужасное время. В этом-то все и дело.
Пауза. Напряженную тишину нарушает только тихий гул аппаратуры, которая применялась для оперативной видеосъемки в две тысячи шестом году. Именно тогда была сделана запись, которую сейчас, девять лет спустя, изучает капитан полиции Николай Андреевич Спирин.
За кадром слышится его усталый голос:
– Что ты имеешь в виду, Саша? Объясни.
Подследственный целую минуту не издает ни звука. У него рыжие волосы, но на лице нет веснушек – напротив, оно поражает своей худобой и предсмертной бледностью.
Саше четырнадцать лет. Он устал.
Ему нужен наркотик.
Его сухие губы кривятся в презрительной усмешке.
– Да чего тут объяснять? Вы все равно не поймете. Вы все такие хорошие, правильные. На словах.
– Кто – «вы»?
– Взрослые. Совки. Вас красивые слова говорить научили. И от всего оберегали. Вы знали только то, что вам позволяли знать. – Саша снова шмыгнул носом. Начал быстро-быстро моргать. Тон голоса повысился. – Только, понимаете, это вы виноваты, что мы стали такими.
– Кто – «вы»? Лично я?
Подросток рассмеялся.
– Ваше поколение. Вы же просрали страну. А нам, вашим детям, теперь расхлебывать.
За кадром послышался раздраженный вздох.
– Саш, а зачем ты мне все это говоришь?
– Вы спросили, зачем я сделал… то, что сделал. – Подросток метнул быстрый взгляд в сторону. Потер лицо ладонью. Ему хотелось закрыть лицо обеими руками, но он не решался. – Я и объясняю. Никогда дети не росли в таких условиях, как мы. Понимаете? В стране хрен знает что творилось. Людей резали каждый день. Вы в детстве мультики смотрели. «Я на солнышке лежу», и все такое. А мы с пяти лет что видели? В новостях только трупы, заказные убийства, взрывы. В Чечне людям яйца резали. Вы «Чистилище» смотрели? Мы все смотрели, хоть нам шесть лет было. А потом во дворе обсуждали. И смеялись. Нам было весело. Прикольно. Особенно девчонкам. Понимаете?
Мы были… сами по себе. Смотрели, что хотели, слушали, что хотели. В основном «Сектор Газа», конечно. Ну, там, рэп, блатняк. У меня отец очень блатняк любил. Да и матуша тоже. Я уж молчу про это дело. Вы знаете, когда я по телевизору в первый раз голые сиськи увидал? В три года! Знаете, что было? У меня встал. А предки мне еще десять лет про пестики и тычинки плели.
– Они о тебе заботились.
– Че-то хреново получилось. Да я уже всю порнуху пересмотрел, и про секс все знал. В третьем классе уже девчонок тискал. Поймите – мы никакие не дети. Никогда ими не были. Мы все – уроды. Настоящие уроды. Монстры. А наши дети будут еще хуже. Вы знаете, что они говорят? Чем занимаются? Не знаете. Вот и мои родители не знали. Теперь, конечно, завоют, да уже поздно.
Подросток заерзал на стуле. Глаза его забегали, в них появилась злость и нетерпение.
– Долго еще? Задолбало. Дозу дайте.
– Потерпи еще немножко. Скоро закончим. Саша, ты все это собираешься на суде рассказывать? Про детство, 90-е и остальное.
Подросток снова презрительно усмехнулся.
– Мозги не полоскай, начальник. Суда никакого не будет. Я ж малолетка.
За кадром снова послышался вздох.
– Ладно. Скажи все-таки, зачем ты ввязался в это дело? Ты хороший, умный парень. Из приличной семьи. Родители тебя любят.
Подследственный криво улыбнулся.
– Любят? Кого? Они ничего обо мне не знают. А ввязался я за бабло.
– Зачем тебе деньги? На героин?
– На героин. – Подросток выпрямился, глядя в камеру. Он гордился своей «взрослостью».
Николай Спирин нажал кнопку паузы. Лента остановилась. На экране телевизора застыло ухмыляющееся лицо Саши. Он казался наглым и уверенным в себе, а глаза кричали: «Помогите!».
– Если бы я тогда заметил, – пробормотал капитан. Он сидел на кожаном диване в кабинете для оперативных совещаний. В забранное частой решеткой окно били лучи утреннего солнца. Двор, словно пожаром, был охвачен весной 2015-го года.
Съемка с допросом мальчика была сделана 22 декабря, девять лет назад.
Майор Кузнецов, сидевший за длинным столом, подпер рукой подбородок и задумчиво взглянул на Спирина.
– Что ты должен был заметить?
– Его глаза. – Спирин указал пультом на экран. – Видите? Он все время спрашивал: «Понимаете? Понимаете? Вы меня понимаете?». Одинокий, запуганный подросток. А я тогда злился, что он так нагло держится и на контакт не идет. Только и думал, как бы дело побыстрее раскрыть.
Спирин на секунду прикрыл глаза. На записи дальше видно, как Саша начинает дрожать всем телом. Потом он закричал, начал требовать дозу. Спирин тогда пообещал вколоть ему наркотик, если подросток расколется и выдаст ему имена производителей видеокассет, которые Саша привез на родительской машине в заброшенный ангар на окраине Чернозерска. Но Саша так и не раскололся. Спирин отправил его домой, а ночью парень повесился на простыне у себя в комнате.
– Сколько раз ты собираешься смотреть эту дерьмовую кассету? Десять? Сто? У тебя план стоит, все дела забросил.
Спирин повернул голову. Посмотрел на майора. Но ничего не сказал.
«Они снова здесь появились», – подумал он, поворачиваясь к экрану устаревшего лампового телевизора, к которому был подключен видеомагнитофон (цифровой камеры у отделения в 2006-м еще не было). – «И теперь масштабы их деятельности намного серьезнее».
– Сейчас поймать производителей и заказчиков будет намного труднее, – сказал он вслух. – Тогда они ничего не боялись, а теперь ушли в подполье. И легализовались. Ищи их теперь, свищи.
– Лучше бы ты убийством старухи занимался.
Майор взял лежавшую на столе папку, раскрыл, начал раздраженно перелистывать сшитые степлером страницы.
– Дайте мне еще полгода.
– Месяц. Не больше. Весь отдел из-за тебя раком ставят.
– Два месяца. И «наружку».
– И прикрыть твою жопу? – Кузнецов закрыл папку и раздраженно отодвинул ее на край стола. – Даю тебе последний шанс. Через неделю положишь мне на стол оперативный план. Все, что потребуется сверх сметы, будешь оплачивать из своей зарплаты.
Майор оставил Спирина одного.
Улыбнувшись про себя, капитан нажал на пульте кнопку перемотки.
Стоп. Вот оно.
Он снова пустил запись.
Капитан Савицкий (два года назад он ушел из полиции в охранную фирму) тогда, в 2006-м, присел на корточки возле коробки с видеокассетами. Спирин услышал на пленке свой нетерпеливый голос:
– Давай лучше я.
Ему очень хотелось попасть на запись. Но Савицкий отмахнулся. Посмотрел в камеру.
– Леша, снимаешь? Производится изъятие материалов порнографического характера у несовершеннолетнего гражданина Александра Дмитриевича Кирсанова.
