Ворота не открываются.
Ворота, ради которых Дмитрий прилетел из столицы в Хакасию, ради чего пригнал из Китая груженую машину, не открываются. И дорогу к ним преграждает сотрудник службы безопасности в уродской черной форме и шапке с желтой надписью РТТГ, круглый, плотный и мордастый – он скачет вверх-вниз и буквально визжит:
– Не положено! Не положено!
Дмитрию очень хочется врезать ему, пустить в ход слова, которые именуют непарламентскими. Но он знает, что так делать нельзя, что орать на человека, исполняющего приказ, и тем более бить его – неправильно.
– Кем не положено? – Он прилагает все усилия, чтобы голос звучал нормально, спокойно, но в последний момент не удерживается: – Что за чепушня тут у вас творится?
Безопасник моргает, глазки его бегают.
– Что надо, то и творится, – бурчит он. – Велели без договора не пускать вообще… Освободите подъезд!
Дмитрий пару раз глубоко вздыхает, едва не скрипит зубами и машет водителю. Громадная «Скания», в кузове которой три отличных грохота[1] по двадцать пять миллионов рублей каждый, рычит двигателем и сдает назад.
Дмитрий достает телефон.
– Э, привет. – Голос Иосифа Скорика, главного механика Белогорской обогатительной фабрики, всегда кажется не очень уверенным, хотя это просто такая манера вести разговор; но сегодня в этом голосе откровенная тревога.
– Знаешь, где я? – спрашивает Дмитрий и, не дожидаясь ответа, продолжает: – Рядом. Твой ушатанный кабинет на вашей ушатанной фабрике от меня примерно в двухстах метрах. Только на территорию меня не пускают! Меня и то оборудование, которое я тебе привез! Оборудование, о котором ты меня просил, – давай быстрее, договор потом подпишем… Двадцать тонн! Что, сука, творится?
Безопасник продолжает топтаться рядом, лупает мелкими глазенками, в которых светится любопытство. Ограда фабрики высится Великой Китайской стеной, с серого октябрьского неба сыплется мелкий дождь.
Дмитрий отворачивается, делает несколько шагов в сторону, под ногой хлюпает лужа.
– Ну я… э, мы… тут внезапно у нас… – мямлит Скорик. – Понимаешь, Сергеич… Сейчас я тебе все объясню…
Доносится рычание мотора, рядом тормозит черный «УАЗ Патриот», из-под колес летит грязь. Хлопает дверца, из машины выскакивает низкорослый пузан с кавалерийскими седоватыми усами.
– Ты кто такой, гля? Чего тут забыл? – рычит он.
Дмитрий от неожиданности вздрагивает.
В РТТГ, да и во всей отрасли от Магадана до Донбасса его знает каждая собака. Видимо, нет, не каждая.
– А ты кто такой борзый? – спрашивает он в ответ. – Че за базар начался?
Дмитрий давно не простой пацан из рабочего поселка, но умение разговаривать по-уличному при нем.
– Я-а-а-а??? – Усы мелко дрожат, щеки и мясистый нос пунцовеют. – Да ты вообще охерел! Хандон штопаный! Вали отсюда, чтобы я тебя на моей фабрике не видел! Тоже мне, херой! Маршал Жуков недоделанный!
«На моей фабрике»? Вот это поворот.
Где Василий Смирнов, который только бумажки подписывал, а производством управлял даже не главный инженер, а главный механик?
– Хони его в шею! – Пузан по-южному хэкает, но это вовсе не выглядит смешным, физиономия его напоминает спелую малинину, украшенную двумя пучками выцветшей травы. – Хони-хони! У тебя пистолет в кобуре вообще зачем?! Давай я сам его пристрелю! Бох простит!
Безопасник дергает нижней челюстью, пытаясь подобрать слова, и медленно пятится. Наверняка жалеет, что не успел спрятаться в уютной будке, где горячий чайник, где календарь с голой девицей на стене, где тихо и безопасно, никто не вопит и к оружию не призывает.
– Не по-положено, – обретает он наконец голос. – Не по-положено… Оружие отдавать… Нельзя!
– Что?! Обурел совсем?! – Пузан резко оборачивается. – Я тебя из своего тохда положу! Двустволку охотничью привезу, и ты тут ляжешь!
– Слышь, заткнись, – говорит Дмитрий, не обращая внимания, что собеседник надвигается на него. – А то ты ляжешь у меня без всякой двустволки. Прямо тут, на дороге. Совсем конченый, что ли? Это на фабрике ты царь и бог, а за ее забором – вообще никто. Ни разу. Понял?
Правая рука, свободная, сама сжимается в кулак, и пузан это видит.
Он резко бледнеет, запрыгивает в машину, «УАЗ Патриот» визжит покрышками, смердит выхлопом и уносится прочь.
Только в этот момент Дмитрий вспоминает, что левую руку с телефоном так и держит около уха.
– Э, м-м, ну… – Скорик в трубке осторожно покашливает.
– Это что за?.. – очень хочется закончить фразу словом «хан-дон», но нет желания повторять за пузаном.
– Ты познакомился с новым директором, Темечкиным Анатолием Анатольевичем, – сообщает главный механик. – Донской казак. С саблей и ружьем. Разве что коня не привез.
– Когда? – В одно слово Дмитрий ухитряется вложить всю злость, накопленную за последние двадцать минут.
Вылетая из Москвы, он ничего не знал о смене руководства в Белогорске.
– Да вот буквально вчера вечером, как снег на голову. – Скорик вздыхает. – Мгновенно. Смирнова убрали, этого поставили, ну и вот… И если с прежним я мог делать что захочу, точнее – что нужно, чтобы все работало, то с этим нет. Ну и ты с ним вот так, э, встретился. Неудачно.
Это очень мягко сказано – неудачно.
После такого директор вряд ли захочет увидеть нового знакомого в числе поставщиков.
А еще теперь надо разбираться, куда девать привезенное оборудование, не тащить же обратно в Китай, где его все равно не возьмут. И срочно менять билеты монтажникам, с которыми завтра должны начать сборку… отправлять всех назад, выплачивать компенсацию, объяснять, что за чепушня случилась и почему Дмитрий, всегда надежный как скала, неожиданно подвел.
– Твою мать! – в сердцах говорит он и обрывает связь.
Но телефон оживает снова, и на экране высвечивается «Буреев».
Разговаривать хочется меньше всего, наверняка вопрос пустяковый, не такой, ради которого генеральный директор должен звонить директору техническому, кипящему от бешенства на другом краю России.
Но не ответить нельзя.
– Да? Что там у вас? – спрашивает Дмитрий. – Опять скрепки в офисе закончились?
На миг в трубке воцаряется молчание. Петька Буреев, друг детства, ставший несколько лет назад деловым партнером, переваривает услышанное.
– Ответ отрицательный, – наконец осторожно говорит он. – Не закончились.
– Тогда что? У меня тут чепушня полная. Эти дебилы тупорылые…
– Нас забанили, – произносит Буреев тихо. – Мы на конкурс заявиться не можем. «Высоту» лишили допуска. Система не принимает логин и пароль.
– Это на какой конкурс? – Дмитрий на миг забывает и про Темечкина, и про Скорика, и даже про машину с оборудованием. – Для Чегомынской фабрики?
– Ответ положительный.
Дмитрию очень хочется повторить «твою мать», но он понимает, что этим простым словосочетанием его чувств не выразить.