Теплой летней ночью 1913 года выпускник Петербургского университета Пьер Горский, погруженный в ощущение блаженной неопределенности, не нарушаемой никакими мыслями, воспоминаниями или желаниями, медленно подошел к двум каменным Сфинксам, застывшим на набережной Невы напротив Академии Художеств. Машинально он поднял глаза и долго-долго смотрел Сфинксу в лицо, ощущая что-то очень знакомое и в то же время такое, с чем не могло ассоциироваться ни одно из воспоминаний. Вдруг в своей затаенной глубине он почувствовал некий толчок. В нем завибрировала едва уловимая струна, а в сознание сами собой вливались строки стихов:
Великий Сфинкс и Грани Пирамиды,
В безмолвной пустыне и мраке тиши,
Луна освещает творенье Изиды,
И шепчет мне голосом нежным – пиши,
Я расскажу о жрецах, фараонах,
Любви неподдельной в глубинах времен,
Ты вспомнишь забытую мудрость ученых,
Я сказкой навею пленительный сон,
Там, в глубине Пирамиды большой,
Слышится молча, щемяще, маняще,
Странный, чарующий звон,
То ручеек хрустальный, прозрачный
Напев издает золотой,
На дне его драгоценные камни,
Узорами символов вечных,
На истины окна набросили ставни,
Там родилась загадка мира,
Питая древних мудрецов,
Свои дерзания скрывавших
От толп прославленных глупцов.
Пьер опустился на каменные ступени, присел и молча смотрел на черную, искрящуюся причудливыми огнями воду, которая, казалось, текла в две стороны одновременно. В нем продолжали звучать стихи, которые уже не оформлялись в слова. Его несла таинственная вибрация, властно поглощающая и душу, и тело. И только ум застыл в какой-то цепенеющей неподвижности.
Ему казалось, что черные воды реки поднимаются все выше и выше или, наоборот, он сам опускается в их поток. Различие между «выше» и «ниже», как и между «больше» и «меньше» потеряло свой привычный смысл. Он уже не мог различить: то ли все его существо растворилось в черном искрящемся потоке, несущемся из бездны прошлого во всепоглощающую бесконечность будущего, одновременно несясь обратно, к первоистоку всего и вся. То ли он сам стал бесконечно огромным и вобрал в себя весь этот поток, отсвечивающий мириадами огней в прозрачных сумерках летней ночи. С удивительной ясностью он вдруг осознал себя не только бесконечно малой точкой индивидуальности, своей неповторимости, но и огромной, стремительно расширяющейся сферой, в которой, как соринка в глазу, неподвижно застыла его фигура, вросшая в гранитные ступени набережной. Его сознание расширялось со скоростью взрыва. Оно уже проносилось по безмолвному космосу, освещаясь мириадами звезд. Где-то далеко внизу, в чернеющей пропасти, несся черный искрящийся поток, в глубине которого просвечивало лунным светом огромное лицо Сфинкса, приковывающее к себе остановившимся над временем взглядом. Это лицо становилось все больше, закрывая уже половину звездного неба. Гигантские веки были опущены и только между бровями ослепительным солнцем сверкал невообразимый глаз, втягивающий в себя, словно мотылька на горящий в ночи фонарь. Нет, это было уже не лицо Сфинкса. Луна с ее причудливой поверхностью предстала огромным серебрящимся диском и в одном из ее кратеров горел маленький солнечный диск, словно таинственный глаз загадочный планеты. Сознание Пьера начало постепенно сужаться, он вновь почувствовал свое тело, но только какое-то другое, легкое, невесомое, с головокружительной скоростью падающее на Луну, заглатываемое горящим солнечным пламенем кратера. Он проскользнул сквозь лунную поверхность, словно через молочный туман, и неожиданно остановился. Под его ногами, прочно стоящими на каменных, замшелых ступенях, прозрачным потоком текли воды реки. Там, внизу, насколько мог видеть глаз, открывалось речное дно, покрытое причудливой растительностью. В водорослях копошились всех цветов и размеров рыбы, замысловатые звезды н другие таинственные обитатели, никогда ранее не встречавшиеся Пьеру ни во сне, ни наяву. На другой стороне реки, утопая в пышных кронах деревьев с могучими стволами, возвышался замок, по виду напоминающий странную смесь готики с постройками средневекового Китая. Сзади ступеней, на несколько десятков метров, полукругом возвышалась стена, сложенная из гигантских каменных блоков, идеально правильной формы, тщательно подогнанных друг к другу. У ступеней покачивалась на воде узкая, длинная лодка черного цвета, на корме которой лежало одно единственное весло. Пьер вошел в лодку и поплыл к замку.
* * *
Серебристый автомобиль бесшумно подкатил к двум каменным Сфинксам, застывшим на набережной. Из машины выскочили трое – молодая женщина и двое мужчин средних лет.
– Вот он! – прокричала женщина. Через несколько мгновений подхваченный под руки Пьер Горский был водворен на заднее сиденье, и серебристая сигара плавно зашуршала вдоль гранитной набережной, потом свернула налево и, наконец, после нескольких поворотов, остановилась у одной из вилл, уютно вросшей в пышную зелень Каменного острова.
Пьер сидел в огромном старинном кресле у выложенного серым мрамором камина. Большой абажур, венчавший черненой бронзы торшер, излучал мягкий, успокаивающий свет. Напротив, в таком же кресле, забравшись в него с ногами, сидела, облаченная в синий атласный халат с вышитыми золотом драконами, женщина, привезшая Пьера домой.
– Элен, – обратился Пьер к своей сестре. – Что за спешка! Ты так взволнована. Зачем тебе потребовалось хватать меня под руки и срочно везти домой. Что-нибудь произошло?
– За время твоего сна? Да. Эти пять лет были насыщены такими событиями. Боюсь, что сразу тебе будет трудно все понять.
– О каких пяти годах ты говоришь? Если мне не изменяет память, то мы виделись не далее, как несколько часов назад!
– Так ты ничего не помнишь?
– Напротив, я помню все до мельчайших подробностей. Кроме, пожалуй, одного. Какой-то туман. Что-то очень важное и не могу прорваться. Но я обязательно вспомню.
– А что же ты помнишь сейчас Пьер?
– Мы поужинали и проводили гостей. Ты, кажется, ушла на кухню, а я поднялся в свой кабинет. Хотелось немного почитать. Накануне мне принесли заметки моего однофамильца, тоже Пьера и тоже Горского, жившего примерно пятьсот лет назад в этом городе. Он занимался психологией, искал пути трансформации своего сознания. По его утверждениям, ему удавалось выделять из своего организма тонкий экстракт особого, плазменно-магнитного тела и путешествовать в нем на большие расстояния. Однажды он проник сквозь поверхность Луны и обнаружил внутри планеты целый мир, в котором господствовала живущая по чуждым нам законам цивилизация. Им была подготовлена на этот предмет специальная книга, которая так и не вышла в свет. Рукопись исчезла, как и он сам, перед началом мировой войны, если мне не изменяет память, не то в 1914-м, не то в 1915-м году. Вообще, материалов о моем однофамильце осталось мало. Со всем, что было, я ознакомился за полчаса. Потом мне захотелось прогуляться. Побрел по ночному городу, дошел до египетских Сфинксов. Присел на ступеньки. Глядя на темные воды реки, погрузился в какой-то поток настроений, неожиданно подхвативший меня и понесший в открытый космос. Это было, конечно, воображение, но ощущалось как реальность. Я влетел в раскаленный, словно малое Солнце, кратер Луны и вдруг оказался у, спокойной, прозрачной реки. Сел в лодку и поплыл к видневшемуся на другом берегу замку… А вот дальше, какой-то туман. Что-то очень важное. Но что? Не помню. Вдруг слышу твой голос. Вы подхватили меня под руки и втиснули в автомобиль.
