Судьба сплела жизни генерала Джорджа А. Кастера из США, этого яркого героя Гражданской войны, получившего прозвище «Желтоволосый» и прославившегося как боец с индейцами, и Джона Клейтона, бывшего полковника Конфедерации.
Кавалерист, позже игрок, стрелок, превосходный наездник и гражданский разведчик армии США в индейских войнах, Клейтон принимал активное участие во всём, что происходило на границе, пока, наконец, разочарованный и озлобленный двуличной политикой армии в отношении индейцев и коварством агентов резервации, не обратил свою симпатию к краснокожим. Захваченный в плен после Фетермановой резни Бешеным Конём, великим военным вождём сиу, принятый в племя, он быстро «превратился в индейца» и женился на очаровательной знахарке, Звезде Севера. Затем, в течение девяти насыщенных событиями лет, бывший офицер Конфедерации, ныне известный как Шагающий Ястреб, сражался с захватчиками в синих мундирах как настоящий храбрец в боевой раскраске.
Наконец наступило роковое 25 июня 1876 года и трагически славная кульминация этой истории. Вместе с Желтоволосым, генералом, остававшимся хвастливым мальчишкой, его флаги, летевшие над равнинами в солнечном свете, как и пять отрядов его несравненного 7-го кавалерийского полка, ушли в небытие под напором мощи народа сиу, отношения этих двоих пришли к итогу. И глазами Клейтона, при этой последней встрече с Кастером в Литтл-Биг-Хорне, самая странная военная тайна современности предстает с подлинной ясностью в захватывающем воссоздании эпического исторического действа.
В то время как история Клейтона вымышлена, историческая подоплека индейских кампаний подлинна.
В то время как личность полковника Клейтона и его дневник, на основе которого написана эта книга, являются полностью вымышленными, все ссылки на исторических персонажей, как белых, так и индейцев, сражения, военные кампании и другие описанные эпизоды войны с индейцами соответствуют истории того периода.
«То, что случилось с Кастером в тот 25-й день июня 1876 года, с того момента, как он исчез со своими 225 солдатами в извилистых холмах, которые окружали большой военный лагерь Сидящего Быка на Литтл-Биг-Хорн, до сих пор занимает историков.
В лучшем случае это бесконечная загадка, потому что язык мертвых – это язык молчания, и единственным живым существом, найденным на поле боя сорок восемь часов спустя, был конь капитана Кеога, Команч.»
Битва на Литл-Биг-Хорне
История говорит на многих языках, и не все они прямы. Конь капитана Кеога, Команч, возможно, действительно был единственным живым существом, найденным на берегах Литтл-Биг-Хорн «сорок восемь часов спустя» (как говорится в книгах) после последней битвы Кастера, но предположение о том, что этот конь был единственным выжившим из отряда генерала, неверно. Был еще один выживший, но, конечно, «сорок восемь часов спустя» он был уже очень далеко от суровых могил безъязыких мертвецов. И ускакал он далеко-далеко от памятных страниц истории. Я был тем выжившим.
Предназначение этого дневника не в том, чтобы бросить тень на память генерала Джорджа А. Кастера, который среди нашего народа почитается как герой. Но я видел, как
Взято из личного дневника полковника Джона Белла Клейтона, КФА, 1844-1878). Документы полковника Клейтона о его жизни на границе с весны 66-го по конец зимы 78-го, включая его странное участие в резне Кастера, действительно находится сегодня среди бумаг семьи Клейтонов из Лагранжа, штат Джорджия.
При работе с оригиналом было необходимо частично сократить и отредактировать текст и даже обеспечить некоторую связующую преемственность там, где оригинал полковника был неразборчив. Однако ни одна существенная деталь не была удалена или изменена. – У.Г.
он умирал, и трагическое осознание подробностей того последнего его часа не даёт мне покоя. Я пишу в надежде, что герои останутся живыми в легендах, пока их мёртвые покоятся с миром.
Мне было шестнадцать, когда война между штатами разгорелась ярким пламенем. Через год я был произведен в капитаны, и, после Чикамоги, ровно через год, меня повысили до старшего офицера. Следующие восемь месяцев я провел под руководством Дж. Э.Б. Стюарта, и снова меня повысили, теперь произведя в полковники, после битвы при Споттсильвейни. На тот момент мне было девятнадцать лет и семь месяцев.
Мне был двадцать один год, я был полковником кавалерии Конфедерации, когда Ли созвал свой последний военный совет в лесу под Аппоматтоксом. Когда эти слова ложатся на бумагу, всё это кажется совсем простым. Но война была для меня жестоким испытанием, и мне пришлось постоянно находиться в самом пекле. В результате, если я и не был самой твердой поковкой, выкованной из её металла, то не был и самой мягкой.
Это заявление может показаться нескромным. Ну, для того, кто не сжимал зубами пистолетный ствол, пока армейский хирург грязными пальцами извлекал у него из паха пулю янки, 50-го калибра, такое может быть. Или, опять же, если кому-то не доставляло удовольствия кусать себя за руку, чтобы не закричать, как женщина, в то время как санитар заливает дымящуюся азотную кислоту в рану, нанесенную саблей, рассёкшей мышцы спины, ему тоже можно простить его сомнения.
Но юноше, пережившему подобное в том возрасте, когда большинство его сверстников обдумывают школьные задачи или хихикают с девочками за церковным ужином, всё это кажется достаточно естественным.
В то время я думал, что смогу принять Аппоматтокс, сохранив спокойное выражение лица, но в тот вечер, когда вид Ли, читающего заупокойную мессу по Конфедерации, разбил бы и каменное сердце.
Наши войска были разбиты вдребезги. И все же они яростно сражались, когда в 3:00 утра генерал Ли попросил сообщить о наших успехах. Я был с генералом Гордоном в качестве офицера связи в кавалерии, когда на наш фронт пришло сообщение. Я услышал его ответ.
– Передайте генералу Ли, – спокойно заявил он, – что войска под моим командованием совершенно измотаны, и если Лонгстрит не сможет к нам присоединиться, я долго не продержусь.
Полковник Венейбл, адъютант Ли, позже рассказал мне, что, когда он передал своё сообщение, старый воин целую минуту молча смотрел в утреннюю темноту, а затем медленно произнес:
– Мне ничего не остается, кроме как пойти к генералу Гранту, хотя я предпочел бы тысячу раз умереть.
Во время следующей стычки уже на нашем фронте произошёл мой первый контакт с человеком, который сыграл такую роль в моей жизни, что увенчалось его странной смертью – одной из самых больших военных загадок всех времён. Я впервые увидел его, когда он въехал верхом на наши позиции со стороны Союза в сопровождении офицера Конфедерации по перемирию, полковника Грина Пейтона.
