Когда горный орел – Клаш – спускается на могучих крыльях на равнину, когда степной мустанг – Пхай – поднимает голову к небу, а мрачный Свинорыл спешит убраться в свое подземелье, это значит, что над прериями вновь встает солнце. А еще – что мы все-таки живы…
Мое имя – Даромир. Мои близкие зовут меня Даром, все остальные – Серым Львом. Это прозвище я получил от Белой Совы – шамана нашего рода и всей долины. За выносливость: я могу взвалить тушу бурого Джейра на спину, едва багровое солнце растопит первые льдинки на застывшей траве, – и нести добычу к общему костру, шагая так до той поры, когда последние из крыс-трупоедов выходят на ночную охоту. За ярость: Шкуру зверя, которую я ношу на плечах, украшают скальпы врагов и клыки зверей, а мое тело исполосовано рубцами от ран – никто из ныне живущих не сможет сказать, что их вождь хоть раз уклонился от боя.
Да, я – вождь. Я – глава рода, ставший им, еще не зная своего предначертания… Но это уже было известно Вещей и Сове. Я остался человеком среди лютого холода ночи, когда был один; я заслужил это, когда новое солнце осветило прерии от Синей реки и до Каньона смерти, – и я останусь вождем, пока буду самым стойким среди своего народа. Среди тех, кто выжил и теперь будет жить, – даже если небо окончательно смешается с землей.
Но я не один. Ната, моя верная подруга, с маленьким Диком на руках, находится подле меня. Элина – мать нашего ребенка – спокойно стоит рядом и уверенно смотрит вдаль. Угар, мощный пес, лежит в наших ногах.
Мы оставили свое прошлое. Но оно не оставило нас. У каждого из нас – своя боль, своя история и свой след, который может прерваться в любой момент…
Каждый загнал свою память в самую даль – но иногда она вырывается обратно, напоминая о том, как страшно, как кроваво и жутко все начиналось…
Был ли этот день самым обычным днем? Отличался ли он чем-то от других – плохих или хороших, веселых или тоскливых, памятных и не очень? Наверное, нет… Нет, он не отличался ничем, если не считать того, что это был Тот день, когда быстро, беспощадно и яростно изменился привычный для нас мир. Вся моя прошлая жизнь оказалась лишь вехой на новом пути, который еще только предстояло пройти. Никто в мире не мог предвидеть нашей страшной дороги в никуда – но для миллиардов людей она стала именно такой…
Нет, я не помню никаких признаков, предвещавших приближение событий, очевидцем и участником которых пришлось стать. Уже прошли все сроки грядущего апокалипсиса, назначенные сонмами прорицателей, а время новых предсказаний конца времен еще не пришло. Слова пророков заметно отличались друг от друга, и этот разброд не способствовал вере в их дар. В церквях не звучали проповеди, призывающие покаяться и ожидать скорого суда. Власти, как всегда, раздавали благие обещания и уверяли в полной стабильности – для успокоения тех, кто еще во все это верил. Все шло своим чередом…
Мне уже доводилось приезжать в этот город – там, где я жил, работы не нашлось, приходилось искать ее везде, где только можно. А больше всего возможностей предоставлял мегаполис, куда стекались все умелые руки и все умные головы. И, разумеется, все крупные деньги. Полунищая страна, разодранная на удельные вотчины, предоставляла каждому ее гражданину выживать самостоятельно. И я не являлся исключением. Оставив семью, привыкшую к подобным отлучкам, я проехал в поезде несколько тысяч километров – и наконец выходил из здания вокзала, держа в руках сумку с рабочей одеждой и другими нужными вещами. На этот раз предстояло работать в составе бригады. Мы с напарниками договорились встретиться напротив городского парка – на улице, где недавно построенные напыщенные здания крупных банков грубо оттесняли прочь скромные дома уходящих времен. Там находился и наш офис – руководство считало, что престижное место добавляет конторе респектабельности. Собравшись вместе, мы должны были дождаться представителя компании и, получив направление, отправиться на объект.
До встречи оставалось около полутора часов. Усталость после трехдневной тряски в вагоне постепенно прошла, и я решил прогуляться по аллее, закрытой для городского транспорта. Вдоль аллеи растянулась цепь людей в форме; неподалеку стояли несколько машин, чьи марки говорили об особом статусе их владельцев. Все ясно: кто-то из «важняков» решил продемонстрировать свою близость к народу – а так как сам народ следовало допускать в дозах умеренных, то всем не попавшим на аллею до приезда гостей путь туда был закрыт. У меня не было никакого желания спорить с представителями власти, да и солнечный день, несмотря на холодный ветерок, располагал к прогулкам на любой территории. На ближайшей параллельной улице людей в форме не наблюдалось. Я прошел туда и стал фланировать по ней, осматривая витрины магазинов, попадающихся практически на каждом шагу. Зашел в один, в другой, покачал головой при виде цен, недоступных моему пониманию, – как какая-то безделушка может стоить ровно в двадцать, а то и в тридцать раз больше, чем где-нибудь на окраине? Или причина в том, что она продавалась в таком шикарном бутике?
Время уже поджимало. Следовало возвращаться. Перебросив сумку через плечо, я остановился купить газеты в киоске. Пока доставал и отсчитывал мелочь, очень быстро, буквально за пару минут, испортилась погода. Все заволокло неизвестно откуда набежавшими тучами, сильно потемнело, резко усилился ветер. Многочисленные прохожие недоуменно посматривали на небо – настолько неожиданно исчезло солнце, только что гревшее землю. Одни поспешили укрыться от начинающего накрапывать дождя под навесами автобусных остановок, другие ускорили шаг, а третьи раскрыли зонты.
Еще больше потемнело. Казалось, что наступил вечер. Небо стало свинцовым. Я в сердцах выругался – не хватало еще прийти в контору промокнувшим насквозь! Впрочем, некоторых такое изменение погоды только позабавило – проходящая мимо парочка, смеясь и дурачась, декламировала стихи известного поэта, посвященные грядущей буре. Молодой мужчина, одетый очень стильно, брезгливо морщился, протягивая сложенную вдвое купюру продавщице цветов – неопрятной и немолодой тетке с грязными руками. Его спутница, которой предназначался букет, нетерпеливо, но как должное ожидала, пока цветы перейдут из рук в руки. Мимо мчались машины, разгоняя наступившую мглу зажженными фарами. Одна из них остановилась метрах в десяти от меня, и из нее выбрался лысоватый, полненький и чрезвычайно деловитый пассажир, сразу оттеснивший меня от киоска. Он почти не глядя набрал такую охапку газет и журналов, что я усмехнулся: этот киоск сегодняшний план наверняка перевыполнил! Тем временем стало немного светлее – загорелись фонари. Видимо, кто-то все же решил, что они не помешают, несмотря на столь раннее время.
