В сиреневых покоях пахло тленом, огурцами и диким чесноком. Придворные и челядь, согласно рангам, толпились под дверями, в галерее и на лестнице. Кто-то плакал, кто-то спешно улаживал свои дела, кто-то, привалясь к стене, ковырял в носу.
В сиреневых покоях умирала старая королева. Узкие высокие ставни были распахнуты, и из окон через все покои наискосок летели белые парашютики одуванчиков. Одуванчики росли во всех щелях и на всех карнизах древнего замка. Так было много лет, и весной потемневший от времени замок напоминал старую беззубую каргу, нарядившуюся в веселенький желтый чепчик с бахромой. Говорят, когда-то королева своими руками закапывала зрелые головки одуванчиков в скопившийся между камнями сор. Уже много лет в этом нет нужды. Одуванчики – живучи, и достаточно просто запретить их выпалывать. Белые пушинки летят по сквозняку нескончаемым потоком, серыми комочками скапливаются в углах, под высокой кроватью. Никто не закрывает окон, потому что иначе в покоях некуда будет деться от удушливого, невыносимого запаха разложения живой плоти. Беленые льняные простыни и пеленки сохнут на пеньковых веревках на заднем дворе. Их очень много. Скоро станет меньше. Болезнь королевы подходит к концу.
Летят одуванчики и прилипают к мокрым простыням. Как будто простыни покрылись мурашками от пронзительного весеннего ветра. У ворот замка девушки продают охапки сирени. В их русых и каштановых волосах запутались белые пушинки – одуванчики. Прихоть старой королевы. Ее единственная прихоть.
Старая королева Альбина правила страной 53 года. Она взошла на престол 18-летней, после смерти своего бездетного дяди. Ее замужество с высокородным, но туповатым принцем-рыцарем Альбертом длилось пять лет. До его смерти ей удалось родить наследника и еще двух детей, из которых один умер подростком в год желтой проказы. Младшая дочь королевы появилась на свет пятнадцать лет спустя. О ее отце никто ничего не знал.
Сейчас все они стояли вокруг постели государыни – трое выживших детей и семеро внуков. Младший внук и трое правнуков играли в солдатики в соседней комнате. Еще один спал на руках зевающей от усталости и нервного напряжения кормилицы. Невестки и зятья сидели на лавках вдоль стен и прижимали к носам надушенные платки.
Старший сын королевы, наследник престола, таращил выпуклые, водянистые глаза и часто вытирал ладонью обширные залысины. Ему было тяжело стоять, потому что отекали лодыжки. Ему было тревожно и неуютно. Тело, лежащее на постели, никак не связывалось в его уме с Государыней, Ее Величеством, – женщиной, перед которой он всю жизнь трепетал. Когда-то, будучи молодым, он ее ненавидел. Тогда его голову украшали мягкие светло-русые кудри, и сил хватало на ненависть к правящей королеве (он не помнил, чтобы когда-нибудь, даже в мыслях, называл ее матерью) и мечты о короне. Все это минуло много лет назад. Теперь он был почти лыс, дважды вдов, страдал одышкой и простатитом. При мысли о короне и государственных делах у него начинало щекотать в носу и подмышками, как будто туда заползли муравьи. Хотелось раздеться догола, вытряхнуть муравьев и самому забиться в какую-нибудь щель. Зачем ему все это?
Средний сын королевы нетерпеливо переминался с ноги на ногу, и размышлял о том, удастся ли отравить старшего брата так, чтобы никто в замке ничего не заподозрил. Его совершенно не смущал отвратительный запах и необходимость стоять. Он был хищен и силен. От обуревавших его страстей он шумно и глубоко дышал, и выковыривал залетевшие в нос одуванные пушинки сильным, темным и кривым пальцем. Для него было очевидно, что страну, за полвека выстроенную и выпестованную королевой Альбиной, должен наследовать он и его дети. Все остальное – несущественные детали. Почему-то он всегда думал, что похож на мать. Помнившие принца Альберта придворные и сама королева знали, на кого он похож. Но молчали.
Младшая дочь королевы молилась. Она всегда была не набожной, а скорее, суеверной, но сейчас, когда все средства испробованы, мудрые дворцовые лекари разбежались по углам и сидят тихо, как мыши под веником… «Господи, сделай так, чтобы мама не умерла! – молилась дочь королевы, тучная тридцатипятилетняя женщина с красивыми, как у молодой коровы, глазами. – Не умирай, мама! Не оставляй нас! Мне страшно!» Для нее мать всегда была мудрой и снисходительной. Знающей выход из любых ситуаций. И матерью, и отцом одновременно. – «Мама, не умирай!!!»
Пятеро внуков с внутренним содроганием смотрели на бабушкину агонию и вспоминали пять разных королев. Шестой – рыхлый и толстый – украдкой откусывал от спрятанного за пазухой пирога. Седьмой внук размышлял о грудях отцовской служанки.
– Смотрите! – прошептала дочь. – Кажется, она хочет что-то сказать!… Просит подойти поближе…
Все сгрудились у постели, стараясь не дышать. Взгляд старой королевы внезапно прояснился и стал отчетливо вопросительным. Все, задыхаясь, искали слова.
– Государыня, Ваше Величество, вот мы все… здесь… – проблеял наследник.
– Ваше Величество, не тревожьтесь! – весомо уронил второй сын. – Государство процветать будет. Казну умножим и земли исконные отвоюем.
– Мама, Вы поправитесь скоро! Обязательно! – всхлипнула дочь.
Блуждающий взгляд умирающей старухи остановился на одном из внуков, старшем сыне дочери. Шестнадцатилетний книгочей, тонкий и гибкий, как лесной ручей, с голубыми прожилками вен на висках и высоком лбу. Ручей, в котором есть омуты, и который питают неведомые, скрытые в чаще ключи. Куда бежит ручей? Неведомо никому. Тонкие бабкины губы и бабкина же упрямая складочка между бровями. Длинные пальцы теребят желтую головку сорванного за окном одуванчика.
Все знали, что старая королева выделяла его из всех. Он был неизменно холоден и почтителен. А сейчас? Может ли он заплакать? Или из его темно-серых глаз посыплются прозрачные льдинки?
– Я все сделала, как ты велел. Правильно? – отчетливо выговорила Альбина, глядя прямо на любимого внука.
Невысказанное удивление полыхнуло в темно-серых глазах.
– С Богом матушка разговаривает! У престола Его! – разрыдалась дочь.
Все присутствующие как бы немного расслабились, словно перешли какой-то рубеж. Заоглядывались друг на друга и на супругов, наследник исподтишка отвесил подзатыльник сыну, кусающему пирог.
Меж тем юноша-ручей опустился на колени, заглянул в высохшее, похожее на опавший лист лицо, серьезно сказал:
– Все правильно. Так. Но кто я?
Лицо королевы Альбины словно осветилось изнутри. Юноша, прочитавший слишком много книг, чтобы верить хоть в каких-нибудь богов или чертей, невольно отшатнулся назад и подумал:
– А вдруг?!
