Аня, запрокинув голову, изучала табло вылета в терминале С аэропорта Шереметьево. Афины. Регистрация идёт. Аня не двинулась сразу с места, а лишь крепко сжала ручку своего черного чемодана Samsonite.
“Я всё делаю правильно,” – отчеканилось в её голове. Аня даже утвердительно кивнула головой в знак согласия со своими мыслями и уверенно пошагала к стойкам регистрации, где очень милая представительница авиакомпании проверила паспорт, визу, ПЦР-тест (символ новых реалий жизни) и спросила Аню, где она бы хотела сесть: у окна, или у прохода. Затем слегка суровый не по годам пограничник на паспортном контроле внимательно искал сходства внешности с фото в документе. Аня выглядела явно младше своих двадцати восьми лет: слегка вздернутый нос, светлые волосы до плеч, аккуратные черты лица с немного трогательными щеками, румянец которых на чёрно-белом снимке не отображался, как и глубокая голубизна глаз.
–Цель визита? – прозвучал стандартный вопрос пограничника, который Аня уже слышала в своей жизни, но от которого её впервые немного бросило в жар.
–Туризм, – выдала стандартный ответ Аня, ощущая при этом как слегка потрясываются её руки и колени. До этого она себя убедила, что по сути туризм и есть цель этого путешествия, но с некоторыми оговорками, о которых необязательно упоминать. Аню всегда охватывала лёгкая паника при одной мысли о том, что надо нарушить правила. Поэтому мама спокойно оставляла на столе рядом с ней вазу с конфетами, зная, что дочь не только не съест ни одной конфеты сама до обеда, но и сделает замечание старшему брату, если тот решит сделать это незаметно. Воспитательница в детском саду только ей не повторяла дважды свои команды и не делала предупреждения во время тихого часа.
Когда серьёзный парень в погонах наконец-то шлёпнул штамп в паспорт, Аня еле сдержалась, чтобы не произнести вслух “Слава Богу”. После прохождения зоны досмотра, где кто-то обязательно забывал вытащить ноутбук или бутылку с водой из своей ручной клади, или снять босоножки с металлическими застёжками, Аня плюхнулась на диванчике в Кофемании, потягивая большой капучино. Черпая воздушную пену ложкой, она вспомнила сразу события последних двух недель, которые привели её, правильную девочку, к этому авантюрному путешествию, бравшему начало в её родной Москве. А закончится оно должно был во Франции, куда в период пандемии у Ани вообще-то, по мнению французских властей, не было веских оснований для въезда. Хотя даже у правильной Ани было несколько другое видение этой ситуации, так как спасение её рушащейся жизни для неё было веским основанием.
Телефон Ани, лежащий на столе рядом с чашкой ароматного капучино, завибрировал. На дисплее высветилось “Мама”. Аня глубоко выдохнула и ткнула в экран указательным пальчиком, чтобы принять вызов.
–Привет, мам…Я в аэропорту.
– Ты всё-таки летишь? – в трубке раздался женский голос с нотками раздражения.
– Да…
–Зря ты это всё. Тем более ты с ней не общалась толком никогда…Чего ей вздумалось тебя пригласить?
– Мам…
–Ты узнала, как там Павлик?
Аня молчала. Это молчание мама правильно интерпретировала как отрицательный ответ и выдержав паузу с большим напором начала говорить:
– Ты понимаешь, что ты не должна допустить…
Спасение от тягостного разговора стало объявление, слышимый в каждом уголке терминала: “Дорогие пассажиры, вылетающие рейсом в Афины, начинается посадка…” Аня облегченно подняла свои бездонные голубые глаза к небу:
– Мам, мой рейс объявили. Я побежала. Пока.
Мама что-то пыталась назидательное почти крикнуть ей на прощание, но Аня уже не слышала её слов, точнее не слушала, следуя по указателям к своему гейту.
Аня смотрела на плотные белые напоминающие пломбир облака за стеклом иллюминатора. Самолёт уносил её в Афины. Почти четыре часа пути в авиарежиме. Мама не сможет дозвониться и попытаться объяснить неправильность выбора дочери. Мама всегда знала, как лучше. Мама всю жизнь работала бухгалтером, была перфекционисткой по жизни, надёжным плечом для своего мужа и строгим воспитателем для своих детей – старшего сына Влада и младшей Ани. Мама работала, вела хозяйство, контролировала всё в доме. Иногда даже слишком. Она всегда могла дать правильный совет мужу по поводу взаимоотношений на работе и более рациональных распределений финансов. Но несмотря на это года за три до появления Ани на свет, её отец влюбился по уши в яркую беспечную даму по имени Алёна. Дама родила от него дочь, которую назвала Юлей. Отец собирался уйти из семьи, но Алёна сама его бросила. Потом родилась Аня. Она очень радовала маму: была отличницей, решила поступать в финансовую академию, стала встречаться с хорошим мальчиком с параллельной группы Пашей, точнее приняла его прямолинейные и стандартные ухаживания. Мама Паши оценила по достоинству Аню и одобрила их брак. Аня работала на хорошей работе, как и Паша. Они планировали расширять жилплощадь для того, чтобы завести детей. Аня была отличной женой, так же как её мать: она контролировала все финансы, была боевым товарищем для Паши. Даже секс у них был товарищеский: в кровати без всяких ненужных излишеств, прикрывшись одеялом, обычном по выходным дням, чтобы не нарушать режим сна и отдыха во время рабочей недели. Аня видела в фильмах женщин, которые стонут и бьются в экстазе, и была уверена, что это выдумка, очень приукрашенная реальность. До тех пор, пока однажды вернулась на день раньше из командировки. Да, как в анекдоте. Но в гостиной перед Аней предстала совсем не анекдотическая сцена, а скорее сцена из фильма “Девять с половиной недель”, или “Основной инстинкт”. Конечно, Паша был далёк от страстного молодого Микки Рурка, но его партнерша была просто прекрасна: она вела весь процесс, непринужденно меняя позы. Ухоженная, яркая, стройная, она неистово двигалась, придерживаясь за спинку дивана. Красивая пантера, которая сама брала и получала удовольствие. Это не Павлик овладевал ей, это она выжимала из него всё ради удовлетворения своих разнузданных желаний. Аня не узнавала мужа: вместо тихого прерывистого посапывания он издавал громкие животные стоны, жадно сжимая упругую большую грудь своей соучастницы по грехопадению. Аня застыла, широко распахнув глаза и приоткрыв рот, напоминая ребёнка, который, познавая мир, что-то увидел впервые в жизни. Оцепенение сменилось возмущением.
– На этом диване моя мама смотрела телевизор, а мои племенники играли в шахматы, – Аня указала пальчиком на ложе для любовных игрищ Паши и страстной незнакомки и любовники наконец-то её заметили.
Потом были другие возмущения Ани, на которые Паша ответил неожиданным и мощным потоком из претензий, но почти в основе каждой претензии лежала холодность Ани и обесценивание его как мужчины. Аня даже и представить себе не могла, что всё это было внутри её мужа. Паша хлопнул дверью, произнеся перед уходом страшное слово “развод”. Мама Ани со скоростью, превышавшей скорость всех аварийных служб, примчалась на помощь к дочери и стала советовать сделать вид, что ничего не произошло и вернуть Пашу. Аня не хотела обижать маму и молча слушала, считая её при этом плохим экспертом в подобных делах. Тётя Оля, жена брата отца Ани, как-то выпив на семейном празднике лишнюю рюмку коньяка, поведала Ане, что если бы любовница не бросила сама аниного отца, то никто бы его в семье не удержал.
