– Немедленно убери руку, – от грозного оклика родного и любимого голоса меня подбросило. Надо же, как Джоха умеет орать! Никогда не подумала бы. И повода-то никакого нет. Подумаешь, мужика, у которого уши пухнут без курева, сигареткой угостила! Ну, протянула эту самую сигаретку сквозь решетку! Мужик-то хоть и по ту сторону свободы, вполне мирный, только слегка помятый, да пьяненький чуть-чуть. Не преступник- душегуб какой-нибудь. Да и вокруг полицейских туча. Чего орать! Бедный мужичишка, зажав в кулачок сигаретку, забился от страха в самый дальний угол помещения, гордо именуемого в вытрезвителе – комнатой отдыха, а на мой взгляд – камерой предварительно заключения. Джоха же, как грозный муж при исполнении сразу двух ответственных заданий – охраны чести и достоинства супруги и командира спецбата, выговаривал мне в соответствующей тональности:
– Руки никуда не суй, нос тоже. Сказал же, что можно покажу. Остальное не положено. Скажи спасибо, что вообще сюда пустили. Не согласись я сопровождать, сидела бы дома, да про бабушек – божиих одуванчиков писала…
Вот-Вот! В этом он весь – подполковник полиции, бравый командир, гроза братков и всякой прочей нечисти. Без его сопровождения я ну ни куда! Это он так думает. Да, кто он вообще такой! Еще даже не муж! Подумаешь, спим в одной постели, да и то только по выходным, которых у него, да и у меня тоже, бывает не более трех дней в месяц! До ЗАГСа не добежали, штампа нет, значит не муж и точка! Но гневу в моей душе не суждено было разгореться. Обшарпанная дверка распахнулась, и перед нами предстал майор, начальник городского медвытрезвителя. Его внешность очень органично вписывалась в местный интерьер. Пуговицы на фирменной когда-то белой рубашке расстегнуты до пупка, на щеках двухдневная щетина. И слегка хмельной взгляд узеньких глаз-щелочек дополнял картину.
– Он что, пьяный? – шепчу я милому.
– Ты что! – басит тот в ответ – Он десятый год в вытрезвителе! Надышался, пропитался!
Майор уже расплылся в улыбке. Глаз от этого совсем не стало:
– Тэя Серафимова! Не верю глазам своим! Что привело, красавицу, в наши пенаты? Интервью брать будете? Записать в трех экземплярах?
Пробу на степень опьянения, а не интервью у него надо брать! Но под пристальным взглядом родного и любимого, не решаюсь на колкость. А тот уже и Джоху разглядел.
– Товарищ, то бишь господин подполковник, – физиономия майора превратилась в блин. И без того узкие глаза- щелочки утонули в широченной до ушей улыбке, обнажив два ряда давно не чищеных пожелтевших зубов.
– И вы пришли! Честь-то, какая! Чего изволите показать журналистке?
Ну вот, началось! Сейчас возьмут в плотное кольцо, и ничегошеньки не увижу, не услышу, зачем, скажите, пожалуйста, надо было выбивать разрешение на посещение этого заведения, да еще в ночное время, которое как было, так и останется закрытым для свободы слова на семь замков! Какая уж тут сенсация, если все в строго дозированной форме – туда не ходи, сюда не смотри! Следующий раз лучше палец себе откушу, чем Джоху просить буду о разрешении! Сама одна все сделаю, и в изолятор, и в управлении, и в тюрьму, и даже в ночной рейд по притонам и проституткам! Впрочем, к последним его вполне взять можно. Он большой в них знаток. Помниться, когда следователем в ГСК служил, досье на всех городских дам легкого поведения составлял. В такие аккуратненькие альбомчики фото вклеивал, фас, профиль, особые приметы, которые всегда были то на попе, то на груди. Родинки там всякие, шрамики приметные. Темное у тебя прошлое, господин подполковник. Вот и подозреваешь меня черте в чем! Пока подобные мысли роем носились в голове, вокруг происходило действо ни как от меня не зависящее. Джоха что-то шепнул майору, тот злорадно ухмыльнулся в мою сторону, и ласково-ядовито произнес:
– Что смотреть изволите, госпожа журналистка?
Отвечать не имело смысла. И без того ясно, покажут лишь то, что сочтут нужным. Вернее безопасным, для себя. На гласность, свободу слова и Конституционное право граждан на достоверную информацию им наплевать!
Нужным сочли позволить мне пробежаться по слабо освещенным коридорам вытрезвителя в сопровождении себя любимых и еще двух полицейских ниже чином, но гораздо выше ростом. Последние вышагивали двумя метрами впереди и цыкали на и без того притихший контингент заведения, которое по официальным данным числилось, как лечебно-оздоровительное. На самом деле выглядело, как тюрьма краткосрочного пребывания.
– Почему в камерах нет матрацев, – спрашиваю единственное, что успела рассмотреть в забеге по коридорам.
– Не в камерах, а в палатах- вносит ясность майор, физические данные, которого с трудом выдерживали забег. Он достал видавший виды носовой платок из кармана обшарпанных штанов и тщательно вытер пот, катившийся градом по его лицу.
– Пусть в палатах – высказываю полное согласие под пристальным взглядом Джохи.
– Так лето же, жарко! – изумляется майор моей недогадливости.
– Но у заключенных же и простыней и подушек нет! – пытаюсь уточнить «спальный» вопрос.
– Тебе же объяснили – лето, жарко – ласково-приказным тоном останавливает дальнейшее любопытство милый.
Приехали, называется. Пиши тут сенсацию, когда на простой вопрос получаешь идиотский ответ – в связи с летом и жарой на юге отменены матрасы, а заодно и простыни с подушками. Спите, граждане, на голых досках, станете все поголовно йогами! Новый опыт успешно опробован в вытрезвителе, лично господином майором! Честь и слава ему за открытие мирового значения.
Сделали из вытрезвителя объект повышенной секретности, идиоты! Как выяснилось из дальнейшего разговора, я как в воду глядела!
– Врач у вас есть? – невинный вопрос, правда.
– Да – прекрасный ответ, верно!
– Можно с ним побеседовать? – нормальное желание, так?
– Нет – начинается идиотизм и далее по восходящей!
– Почему?
– Он вышел.
– Когда вернется?
– Скоро.
– А медпункт можно посмотреть?
– Нет.
– Почему?
– Ключ у врача.
– А душ у вас есть?
– Да.
– Можно посмотреть?
– Нет.
– Почему?
– Там мужики пьяные моются.
– А женщины пьяные, где моются?
– Нигде.
– Почему?
– Их у нас нет.
– Пьяных женщин нет?
– Нет.
– Так женщины, что спиртное не пьют?
– Пьют, еще больше мужиков, а дерутся, как здорово!
– Так почему их у вас не моют?
– Их у нас нет.
– А где они?
– Откуда мне знать…
Этот бестолковый разговор можно было продолжать еще долго, но вмешался милый:
– Пьяных женщин в вытрезвитель не доставляют. Нет для них санитарных условий здесь. Старый у нас вытрезвитель. Постройки еще довоенной. Вот новой откроют, там и будут пьяные женщины в души мыться – и добавил – Все, посмотрела, по домам?
