1. Удары судьбы не поддаются вычислению
Константин Владимирович Балковский устало откинулся на спинку кресла, снял очки и потер глаза. На экране мелькнула реклама, и мужчина снова нацепил очки и приблизил лицо к экрану компьютера.
Кликнув на рекламный сайт, он еле заметно улыбнулся и потянулся к телефону:
— Привет, дружище! — ответили на том конце.
— Салют, Сережа. Я смотрю, ты уже в Кремле прописался? — Константин Владимирович неторопливо достал из портсигара папироску, небрежно сунул ее в рот, прищурился, щелкнув зажигалкой, сделал глубокий вдох и выпустил в сторону белое вонючее облако. — Скоро до президента дойдешь?
— Не стремлюсь.
— Сто лет мы с тобой пиво не пили… Не пора ли нам исправить эту ужасную ошибку?
— Давай исправим. На этой неделе я занят, все до минуты расписано, а вот во вторник-среду после восьми вечера свободен.
— Тогда давай во вторник в девять? В том же пабе на Тверской, помнишь его? — Константин Владимирович сделал еще одну глубокую затяжку.
— Его еще не закрыли? Мы там с тобой были лет…
— …пять назад. Нет, работает, обедал на прошлой неделе.
— Договорились. До встречи!
— Береги себя, Сереж.
— И ты, — откликнулся друг.
Константин Владимирович довольно улыбнулся, облокотился на спинку и расслабился.
— Это будет бомба! — произнес он вслух. — Только бы он согласился!
Они были знакомы с Сергеем много лет и, пусть виделись нечасто, дружбой дорожили.
Познакомились они на вечеринке в квартире у какого-то популярного в те годы музыканта. Константин Владимирович сейчас даже если бы сильно постарался — не вспомнил бы его имя. А в то время — это был год восемьдесят седьмой или восьмой — его имя было у всех на устах, потом этот музыкант резко пропал из поля зрения и больше о нем слышно не было.
Константин Владимирович был тогда просто Костиком, ему было за тридцать. После шести лет обучения в Национальном исследовательском университете имени Пирогова и двух лет интернатуры, он устроился детским психиатром в обыкновенную школу. Там сразу не задалось: должность была, а дел не было. Волей случая его вскоре перевели в одну из городских клинических психиатрических больниц в Москве. Там он набрался не только впечатлений, но и опыта.
На той вечеринке он сразу заметил Сергея. «Мой клиент», — назвал его про себя. И действительно, Сергей в тот вечер пил одну за одной, не закусывая. Напившись в хлам, он накинул серый плащ и вышел из квартиры.
Костику тоже было пора домой, поэтому у выхода, еще в подъезде, они столкнулись, закурили и пошли по Гоголевскому бульвару в направлении к метро Кропоткинская.
— И часто ты так напиваешься? — спросил Костик.
Сергей ему не ответил, только поднял воротник плаща и нахмурился.
— Я слышал, что ты писатель. «Кнут и Пряник» действительно твоя работа?
Сергей кивнул и тяжело выдохнул.
— Мне очень понравился твой роман, — продолжил Костик, — правда, проглотил за вечер. Почему ты больше не пишешь?
— Вдохновения нет.
— Где ты живешь?
— Сокольники.
— Нам по пути. Я до Красносельской еду.
Они зашли в пустое метро и присели на сидение.
— Поехали ко мне, поболтаем, подумаем, как тебе помочь, — предложил Костик.
Он сам даже не понял, зачем сделал это. Они были почти ровесниками, ну, возможно, Сергей был младше на года три-четыре. Алкоголиков Костику хватало и в больнице. Просто тот роман, который написал Сергей, ему действительно понравился и чем-то даже зацепил. Он был написан настолько искусно с психологической точки зрения, что, без сомнения, поразил Костика. И ему захотелось узнать своего нового знакомого побольше, а может быть, даже помочь ему.
Сергей сразу согласился, но в тот вечер разговоров по душам не случилось — парень уснул на диване, пока Костик на кухне варил кофе.
Поговорили они только следующим утром, за завтраком.
Костику нравилось в новом знакомом, что он понимал его с полуслова.
— Какая причина твоих загулов? — просил он, намазывая на хлеб масло.
— Ее зовут Светлана.
Костик удивился. Он был уверен, что у Сергея другая проблема: четыре года назад вышел его первый роман, который принес и славу, и много денег, его рассказы печатали в самых известных журналах. Кто-то на вечеринке вчера заметил, что «Серега выгорел», и Костик это сразу приметил и решил, что у нового приятеля или эмоциональное выгорание, или «синдром гения». Ведь его вчера все только так и называли: «Серега-гений», «Титан мысли» или «Суперталант». Таким синдромом страдали Ганс Христиан Андерсен и Корней Чуковский. Биологи и генетики единодушны в том, что гениальные способности человека часто связаны с его внешними данными: высокий рост, худоба, непропорциональные крупные руки с длинными паукообразными пальцами. Очень часто в книгах так описывали сказочников. Сергей действительно был высок и худощав, но атлетичен и невероятно красив: высокий лоб, светлые волнистые волосы, большие выразительные глаза зеленого цвета и полные губы. Между тем, руки были крупные и хоть Сергей являлся обладателем длинных пальцев, выглядел гармонично и ладно.
— Измена? — тихо спросил Костик.
Сергей помотал головой:
— Безответная любовь.
Как психолог Костик знал, что причины проблем в личной жизни нужно искать в первую очередь в себе. Ведь все, что происходит с человеком, — дело его рук. Если его тянет на несчастные истории, страдания и мучения, то он и получит это сполна. Конечно, были еще и другие важнейшие аспекты, но он решил спросить о них в следующий раз.
Константин Владимирович нажал на кнопку на телефоне:
— Люда, принеси мне кофе, пожалуйста, бутерброд с сыром и лососем.
Он закрыл крышку ноутбука, поудобней расположился в кресле и прикрыл глаза. Мужчина планировал поужинать в ресторане, но ему расхотелось куда-то идти. В последнее время популярность его тяготила, его узнавали везде и почти всегда подходили за автографом или совместным фото.
Константин Владимирович любил свою работу, даже будет правильней сказать — обожал!
Из психиатрической больницы он ушел в начале девяностых. Все произошло случайно: нужно было спасти суицидного клиента. За помощью обратился состоятельный мужчина лет сорока, сын которого, подросток, уже три раза пытался свести счеты с жизнью. Его отца можно было назвать «новым русским», хотя это определение появилось чуть позже.
Константин Владимирович имел большой опыт работы с такими людьми в психиатрической больнице и сразу определил, что поведение Руслана, так звали пятнадцатилетнего парня, не демонстративное, а аффективно суицидальное.
То есть у Руслана не было стремления обратить внимания на себя, на свои проблемы и страдания, и он не просил о помощи родителей. Хотя подростки в его в возрасте имели именно такое поведение, пытаясь любой ценой оказаться в центре внимания, напугать родителей с целью извлечения для себя каких-либо выгод. У Руслана это были импульсивные действия под влиянием ярких сильных эмоций без четкого плана. В ходе многочасовых бесед, оказалось, что у парня скопились переживания и обиды на родителей, мнимая утрата их любви, ревность к младшему брату, а также ссоры из-за молодой любовницы отца и возможного развода родителей.
