Удары судьбы не поддаются вычислению
Константин Владимирович Балковский устало откинулся на спинку кресла, снял очки и потер глаза. На экране мелькнула реклама, и мужчина снова нацепил очки и приблизил лицо к монитору.
Кликнув на рекламный сайт, он еле заметно улыбнулся и потянулся к телефону:
— Привет, дружище! — ответили на том конце.
— Салют, Сергей. Я смотрю, ты уже в Кремле прописался? — Константин Владимирович неторопливо достал из портсигара папироску, небрежно сунул ее в рот, прищурился, щелкнув зажигалкой, сделал глубокий вдох и выпустил в сторону белое вонючее облако. — Скоро до президента США дойдешь?
— Не стремлюсь.
— Сто лет мы с тобой пиво не пили… Не пора ли нам исправить эту ужасную ошибку?
— Давай исправим. На этой неделе я занят, все до минуты расписано, а вот во вторник-среду после восьми вечера свободен.
— Тогда давай во вторник в девять? В том же пабе на Тверской, помнишь его? — Константин Владимирович сделал еще одну глубокую затяжку.
— Его еще не закрыли? Мы там с тобой были лет…
— …пять назад. Нет, работает, обедал на прошлой неделе.
— Договорились. До встречи!
— Береги себя, Сереж.
— И ты, — откликнулся друг.
Константин Владимирович довольно улыбнулся, облокотился на спинку и расслабился.
— Это будет бомба! — произнес он вслух. — Только бы он согласился!
Они были знакомы с Сергеем много лет и, пусть виделись нечасто, дружбой дорожили.
Познакомились они на вечеринке в квартире у какого-то популярного в те годы музыканта. Константин Владимирович сейчас даже если бы сильно постарался — не вспомнил бы его имя. А в то время — это был год восемьдесят седьмой или восьмой — его имя было у всех на устах, потом этот музыкант резко пропал из поля зрения и больше о нем слышно не было.
Константин Владимирович был тогда просто Костиком, ему было за тридцать. После шести лет обучения во втором Московском государственном медицинском институте имени Пирогова и двух лет интернатуры, он устроился в одну из городских клинических психиатрических больниц в Москве. Там он набрался не только впечатлений, но и опыта.
На той вечеринке он сразу заметил Сергея. «Мой клиент», — назвал его про себя. И действительно, Сергей в тот вечер пил одну за одной, не закусывая. Напившись в хлам, он накинул серый плащ и вышел из квартиры.
Костику тоже было пора домой, поэтому у выхода, еще в подъезде, они столкнулись, закурили и пошли по Гоголевскому бульвару в направлении к метро Кропоткинская.
— И часто ты так напиваешься? — спросил Костик.
Сергей ему не ответил, только поднял воротник плаща и нахмурился.
— Я слышал, что ты писатель. «Кнут и Пряник» действительно твоя работа?
Сергей кивнул и тяжело выдохнул.
— Мне очень понравился твой роман, — продолжил Костик, — правда. Проглотил за вечер. Почему ты больше не пишешь?
— Вдохновения нет.
— Где ты живешь?
— Сокольники.
— Нам по пути. Я до Красносельской еду.
Они зашли в пустое метро и присели на сидение.
— Поехали ко мне, поболтаем, подумаем, как тебе помочь, — предложил Костик.
Он сам даже не понял, зачем сделал это. Они были почти ровесниками, ну, возможно, Сергей был младше на года три-четыре. Алкоголиков Костику хватало и в больнице. Просто тот роман, который написал Сергей, ему действительно понравился и чем-то даже зацепил. Он был написан настолько искусно с психологической точки зрения, что, без сомнения, поразил Костика. И ему захотелось узнать своего нового знакомого побольше, а может быть, даже помочь ему.
Сергей сразу согласился, но в тот вечер разговоров по душам не случилось — парень уснул на диване, пока Костик на кухне варил кофе.
Поговорили они только следующим утром, за завтраком.
Костику нравилось в новом знакомом, что он понимал его с полуслова.
— Какая причина твоих загулов? — спросил он, намазывая на хлеб масло.
— Ее зовут Светлана.
Костик удивился. Он был уверен, что у Сергея другая проблема: четыре года назад вышел его первый роман, который принес и славу, и много денег. Его рассказы печатали в самых известных журналах. Кто-то на вечеринке вчера заметил, что «Серега выгорел», и Костик это сразу приметил и решил, что у нового приятеля или эмоциональное выгорание, или «синдром гения». Ведь его вчера все только так и называли: «Серега-гений», «Титан мысли» или «Суперталант». Таким синдромом страдали Ганс Христиан Андерсен и Корней Чуковский. Биологи и генетики единодушны в том, что гениальные способности человека часто связаны с его внешними данными: высокий рост, худоба, непропорциональные крупные руки с длинными паукообразными пальцами. Очень часто в книгах так описывали сказочников. Сергей действительно был высок и худощав, но атлетичен и невероятно красив: высокий лоб, светлые волнистые волосы, большие выразительные глаза зеленого цвета и полные губы. Между тем, руки были крупные и хоть Сергей являлся обладателем длинных пальцев, выглядел гармонично и ладно.
— Измена? — тихо спросил Костик.
Сергей помотал головой:
— Безответная любовь.
Как психиатр Костик знал, что причины проблем в личной жизни нужно искать в первую очередь в себе. Ведь все, что происходит с человеком, — дело его рук. Если его тянет на несчастные истории, страдания и мучения, то он и получит это сполна. Конечно, были еще и другие важнейшие аспекты, но он решил спросить о них в следующий раз.
Константин Владимирович нажал на кнопку на телефоне:
— Люда, принеси мне кофе, пожалуйста, бутерброд с сыром и лососем.
Он закрыл крышку ноутбука, поудобней расположился в кресле и прикрыл глаза. Мужчина планировал поужинать в ресторане, но ему расхотелось куда-то идти. В последнее время популярность его тяготила, его узнавали везде и почти всегда подходили за автографом или совместным фото.
Константин Владимирович любил свою работу, даже будет правильней сказать — обожал!
Из психиатрической больницы он ушел в начале девяностых. Все произошло случайно: нужно было спасти суицидного клиента. За помощью обратился состоятельный мужчина лет сорока, которого можно было назвать «новым русским», хотя это определение появилось чуть позже. Его сын, подросток, уже три раза пытался свести счеты с жизнью.
Константин Владимирович имел большой опыт работы с такими людьми в психиатрической больнице и сразу определил, что поведение Руслана, так звали пятнадцатилетнего парня, не демонстративное, а аффективно суицидальное.
То есть у Руслана не было стремления обратить внимания на себя, на свои проблемы и страдания, и он не просил о помощи родителей. Хотя подростки в его в возрасте имели именно такое поведение, пытаясь любой ценой оказаться в центре внимания, напугать родителей с целью извлечения для себя каких-либо выгод. У Руслана это были импульсивные действия под влиянием ярких сильных эмоций без четкого плана. В ходе многочасовых бесед, оказалось, что у парня скопились переживания и обиды на родителей, мнимая утрата их любви, ревность к младшему брату, а также ссоры из-за молодой любовницы отца и возможного развода родителей.
