Хриплое дыхание вырывается из моего рта вместе с паром, растворяясь в холодном утреннем воздухе. Легкие горят от нехватки кислорода, щеки пылают, ног почти не чувствую – я бегу уже двадцать минут по пустой улице. Несмотря на пробежку, руки холодные, словно я недавно держала их под струей ледяной воды.
Четыре утра. Солнце медленно появляется из-за горизонта, и предрассветное небо постепенно становится бледно-розовым.
Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, и осматриваюсь. В наушниках играет тихая мелодия группы ShamRain, накрывающая все мысли и не позволяющая думать ни о чем, кроме слов песни и подкашивающихся коленях.
Футболка намокла, волосы, собранные в хвост, растрепались.
Город все еще спит. Пустые улицы окутывает тишина, и складывается впечатление, что все жители просто взяли и исчезли, и что в этом мире нет никого кроме меня. Я осматриваю ровно подстриженные газоны, красивые домики с маленькими заборчиками, замечаю флаг США, неподвижно повисший из-за безветренного утра.
Срываюсь с места и продолжаю свою пробежку. Щеки пылают, хочется остановиться и присесть на ближайшую скамейку, но я этого не делаю.
Каждое утро школьный автобус забирает моего соседа на занятия, я же, как обычно, сяду в машину матери и буду слушать скучную классическую музыку.
Моя мама виолончелистка. Она мечтала колесить по стране и выступать на концертах, но у нее ничего не получилось. Она встретила моего отца, забеременела, вышла за него замуж и позабыла о своих планах. Теперь работает в музыкальной академии – преподает уроки игры на виолончели – и каждое утро подвозит меня до школы.
Я ненавижу классическую музыку, и все попытки матери привить мне любовь к музыкальным инструментам провалились. Я не собираюсь осуществлять ее несбывшиеся мечты, только потому, что у нее не хватило на это сил. Я – не она.
Хотя отец всегда говорил, что мы с ней очень похожи. Наверное, поэтому у нас в последнее время с ней не складываются дружеские отношения.
Я всегда любила отца больше. Он военный, часто в разъездах. Участвует в боевых операциях, командует отрядами, иногда его посылают в горячие точки. Он не был дома уже больше трех месяцев, и я безумно скучаю по нему.
Музыкант и военный. До сих пор не могу понять, каким образом родители умудрились полюбить друг друга.
Бок начинает колоть и силы постепенно покидают меня, но я уже вижу впереди очертания дома. Мамина красная машина перед закрытым гаражом, плотно занавешенные окна, рядом с крыльцом дерево, на ветвях которого когда-то висели качели.
Я сбавляю скорость и постепенно перехожу на шаг, упираясь рукой в бок и пытаясь избавиться от боли. Еле переставляя ватные ноги, подхожу к крыльцу и из последних сил добираюсь до белоснежной двери. Тихо приоткрыв ее, захожу внутрь.
Сонная атмосфера наваливается тяжелой массой, и я вдруг понимаю, как чертовски сильно хочу спать.
Зачем я просыпаюсь каждый день в четыре утра и выхожу на пробежку, ума не приложу. Нормальные люди сладко спят в своих теплых постелях, а я как сумасшедшая нарезаю круги.
Обычно я не возвращаюсь в постель после тренировки: иду в душ, перекусываю, доделываю домашку, иногда успеваю послушать музыку или посмотреть фильм, но вот именно сегодня почему-то жутко хочется спать. Я скидываю кроссовки – один из них заваливается на бок – и плетусь к лестнице, чтобы подняться на второй этаж и оказаться у себя в комнате.
Зеваю и потираю глаза. Раздеваться нет сил, и я прямо в одежде падаю на кровать, перед этим бросив телефон в кресло и даже не выключив музыку.
Уткнувшись носом в подушку, я практически сразу засыпаю.
* * *
– Эмма, иди завтракать! – громкий крик матери, кажется, зовущей меня уже не в первый раз, заставляет сознание резко и мучительно вырваться из сна.
Я вздрагиваю и приподнимаюсь на локте – сердце бьется так быстро, словно я только что пробежала несколько километров, и я не сразу понимаю, что происходит. Где я? Кто я? Что я здесь делаю?
Яркое солнце ослепляет – морщусь и отворачиваюсь от окна, осматриваю идеально-чистую комнату, сумку на полу, из которой торчат тетради и книги, мятую одежду на кресле и будильник. Сейчас уже почти половина девятого – очередная волна страха накрывает меня с головой, и я вскакиваю с кровати, бегом направляясь в ванную.
– Я проспала! – кричу маме.
И как вообще я умудрилась уснуть после утренней пробежки и забыть завести будильник? Такое со мной впервые. Обычно у меня вечная бессонница – я плохо и, признаться, очень мало сплю.
Наспех почистив зубы и умывшись, привожу свои пепельные волосы в порядок, крашу ресницы, чтобы яркие зеленые глаза казались привлекательнее, но из-за спешки получается неровно, выливаю на себя едва ли не полфлакона маминых духов – я ведь так и не была сегодня в душе после пробежки – и возвращаюсь в свою комнату. Мне требуется меньше пяти минут, чтобы надеть школьную форму и схватить сумку. Быстро спускаюсь по лестнице – юбка задирается, и я поспешно поправляю ее – влетаю на кухню и падаю на стул, бросая сумку на пол.
Матери нигде нет, но передо мной стоит тарелка с яичницей и стакан с молоком. Ненавижу яйца, но привередничать нет времени, потому что я знаю, что ровно в восемь часов сорок пять минут мама выходит из дома, чтобы сесть в машину и уехать на работу, и ждать, пока я нормально поем, эта женщина не будет. У меня есть две минуты – я запихиваю в рот яичницу и, практически не прожевав, глотаю.
Запиваю молоком. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоить сердце, и на мгновение прикрываю глаза. Расслабься, Эмма, ты просто проспала. Не позволяй такому пустяку выбить тебя из колеи, ведь сегодня – всего лишь еще один день школьной жизни. Я отсижу уроки, схожу на дополнительные занятия, после школы пробегусь по спортивной площадке, вернусь домой примерно в пять или шесть вечера, сделаю домашнее задание, может быть, посмотрю какой-нибудь фильм, а потом снова в четыре утра проснусь и отправлюсь на пробежку. Вот и все. Такой пустяк, как опоздание, не изменит моих планов.
– Я ухожу, – голос матери вырывает меня из мыслей, и я вздрагиваю, распахивая глаза.
Мама проходит по коридору к двери, постукивая каблуками по паркету, – слышу звон ключей и звук закрывающегося замка сумочки. Отправив в рот последние кусочки яичницы, залпом допиваю молоко и вскакиваю на ноги прямо в тот момент, когда хлопает входная дверь.
Схватив сумку, бегу в коридор, надеваю туфли и практически кубарем вываливаюсь из дома. Дверь красного кадиллака хлопает, двигатель оживает. Я оказываюсь рядом с машиной, прежде чем мама меняет передачу и давит лакированной красной туфлей на педаль газа. Запрыгнув внутрь, бросаю сумку под ноги и пристегиваюсь прямо в тот момент, когда авто рывком разворачивается и срывается с места.
