– Как тебе вообще пришла в голову эта идея? – спросил Макс, сдувая пенную шапку со стакана пива.
Толпа футбольных фанатов столпилась вокруг телевизора и разочарованно ревела, сотрясая стены бара. Их крики заглушили мой ответ:
– Я увидел её во сне, – признался я с неловкой улыбкой.
Ответ звучал настолько банально, что в любом другом контексте мог бы стоить мне должности главы креативного отдела. К счастью, его слышал только Макс.
В нашей дружбе я был уверен даже больше, чем в завтрашнем восходе солнца. Мы всё ещё сидели вдвоем в баре и праздновали очередной удачный контракт с группой толстосумов – несмотря на то, что теперь я был начальником, а он всё ещё мелкий клерк.
Правда, теперь он не бегал по поручениям для своего старого шефа с двойным подбородком. Максу было тридцать пять, он начал лысеть, а его университетский приятель, с которым он когда-то пил пиво после пар, стал его боссом.
Если наша дружба пережила это, то пусть хоть завтра солнце упадёт с неба – Макс всё равно останется единственным человеком, на которого я могу положиться.
– Да не гони, Менделеев хренов, – расхохотался он и боднул меня плечом так, что я едва не свалился со стула. – Никогда не поверю, что всю концепцию тебе Морфей нашептал.
– Не всю, конечно, – признал я. – Но ключевые образы: красные туфли, алый силуэт птицы, восход. А дальше – знаешь, включается природный талант и честно заработанные потом и бессонными ночами навыки.
Я самодовольно отхлебнул пиво, а Макс тем временем плавно перешёл к рассказу о девушке, которую подцепил в клубе накануне. Теперь он не заткнётся до приезда такси.
Мои сны с детства были яркими. Всё, что я впитывал за день – книжки, мультики, ругань соседей, обрывки взрослых разговоров, страшилки, которыми делились во дворе старшие дети – к ночи преломлялось в сознании, сливаясь в единое полотно под холодным светом луны.
Я видел города, столь волшебные, что даже сейчас при воспоминании о них захватывает дыхание. А монстры, ночные чудовища – вытянутые, перекошенные ведьмы из сухих веток и пыльных тряпок с бабушкиного чердака – до сих пор вызывают мурашки в основании черепа.
С детства мне говорили, что с возрастом всё становится скучным: краски тускнеют, жизнь приедается. Бытовуха пожирает даже сны. Я ждал этого с ужасом.
Но хотя образы менялись – ковбои и динозавры уступали место русалкам и нуарным незнакомкам – яркость снов не угасала.
Порой, открывая утром глаза, я испытывал гнетущую тоску по миру грёз, настолько, что жалел: моя настоящая жизнь ещё не закончилась.
Я верил, по-детски, что после смерти проснусь под деревом, на залитым солнцем зеленом холме, и увижу город, полный чудес, где меня ждут приключения.
Но это потом. А пока – дети, которых нужно отвезти в детский сад и костюм, который нужно закинуть в химчистку. Главное не перепутать.
Наверное, именно эта особенность и привела меня в рекламный бизнес.
Подростком я пытался писать истории, вдохновляясь своими снами. Хотел приоткрыть другим дверь в тот волшебный, странный, внутренний мир. Но мне не хватало усидчивости.
То, что во сне казалось логичным и захватывающим, при попытке перенести на бумагу разваливалось на бессвязные, пульсирующие фрагменты.
Выходили лишь яркие, но бессмысленные обрывки. На полноценную историю их не хватало.
Зато теперь, щелкая по каналам или листая новостную ленту, я то и дело натыкаюсь на образы из тех самых снов – они продают очередной бессмысленный товар очередному уставшему человеку, обещая превратить его серую жизнь в захватывающий мир грез.
Прошла неделя после заключения той самой сделки, которую коллеги по индустрии уже называли «сделкой года». Всё шло как обычно.
Пока однажды утром я не проснулся с тягостным, тревожным ощущением, сжимающей грудную клетку. Первая мысль была банальной и панической: «Я слишком молод, чтобы умереть от инфаркта». Но паника длилась всего несколько секунд – кровь, гудевшая в ушах, постепенно улеглась, и я смог расслышать собственные мысли.
Причиной тревоги был сон.
Он оставил после себя неприятное, почти физическое послевкусие – словно я всю ночь жевал мокрую бумагу. При этом во сне не было ничего пугающего. Совсем ничего. Он ничем не отличался от реальности. И именно это пугало сильнее всего.
Ни один вурдалак, разрывающий прохожих на части, не вызывал бы у меня такого ужаса, как эта… посредственность.
Во сне я стоял у стола своей секретарши Сони и слушал Петра Валентиновича – моего непосредственного начальника – как он в тысячный раз разглагольствовал о дочери. Игнорировать его было невозможно, поэтому я изо всех сил делал вид, будто мне не безразлична судьба его полной старой девы, которую наконец удалось выдать замуж. За какого-то бедолагу, которому, скорее всего, вскоре предстоит вступить и в нашу саблезубую семейку рекламщиков.
– …обошлось в целое состояние, – гремел Пётр Валентинович, потрясая своим массивным животом. – Такая пышная юбка! А на рукавах – цветы, вот тут!
Он махнул рукой, изображая рукав, и, конечно же, задел чашку кофе, с которой таскался по всему офису, оставляя липкие следы на каждом столе. Кофе полетел на документы – свежие распечатки презентации, которую я должен был показать клиентам через пять минут. Презентация, над которой я работал месяц.
И тут я проснулся. Прикованный к кровати липким, иррациональным ужасом.
Не от самого происшествия – даже если бы это случилось в действительности, я бы выкрутился. За годы в бизнесе меня не смог бы остановить даже торнадо, уносящий презентацию к Жевунам. Что уж говорить о пролитом кофе.
Нет, ужас вызвал сам факт: такая до отвращения обыденная сцена вклинилась в мой яркий, безумный фейерверк снов – где обычно бушуют детективы, охотящиеся на серийных убийц, мифологические герои сражаются с неописуемыми чудовищами, а прекрасные пленницы томятся в далеких гаремах на фоне закатного неба.
Неужели я дожил до этого момента?
Так выглядит старость?
Даже несмотря на то, что уже следующей ночью я прятался в шкафу от ворвавшихся в квартиру инопланетян, зажимая рот паникующей жене, воспоминание о странно-банальном сне не отпускало.
Всю неделю мои мысли снова и снова возвращались к коричневым каплям кофе на испуганном лице Сони.
И холодный страх снова и снова сжимал сердце.
До того самого момента, как Пётр Валентинович поймал меня возле стола Сони, я спешил на презентацию – остановился лишь на секунду, чтобы забрать распечатки брошюр. Но перечить начальству не входило в мои привычки. Я замер, краем глаза косясь на большие офисные часы, и изобразил заинтересованность темой, которую слышал уже десятки раз. Моя жена, к слову, давно купила подарок и даже подписала открытку от моего имени – с нарочитой любезностью, в духе: «Желаем счастья вашей милой принцессе».
