Звонок в дверь надрывается, и я торопливо запахиваю шелковый халат с замиранием сердца шагая к выходу. Неужели, он что-то забыл?
Касаюсь дверной ручки и, даже не посмотрев кто пришел, поворачиваю защелку, выглядывая в появившуюся щель.
– Пашка? – толкаю дверь в подъезд и впускаю в квартиру нежданного гостя. – Ты…?
Отступаю, когда Суворов входит в квартиру и прислоняется к стене у входа. В его руке початая бутылка дениэлса, и в зубах незажжённая сигарета.
– А кого ты ждала? – спрашивает заплетающимся языком, а потом словно опомнившись оглядывает меня с ног до головы, а мне хочется прикрыться, хотя черный шелк совершенно точно прикрывает все мое тело от шеи до середины бедра, но все же под его пронизывающим взором я чувствую себя голой. – Марка?
Морщусь, когда носа касается запах алкоголя и протискиваюсь мимо коллеги по работе чтобы закрыть дверь в подъезд, иначе назавтра все соседки будут в курсе что ко мне за вечер приходили два мужика.
– Ты зачем пришел? На часы смотрел? – как только замок защелкивается отступаю, вставая напротив гостя. Не знаю, что делать. Предложить ему войти? Выпроводить? Наверно второй вариант был бы лучшим, сейчас первый час ночи, а завтра на работу. Не лучшее время для гостей. – Паш?
Мой собеседник отлипает от стены и будто очнувшись тычет в мою сторону пальцем.
– Решил в гости зайти. А что нельзя?
Он в стельку пьян, это видно по стеклянному взгляду, невнятной речи и слегка косым движениям. Стягивает с ног черные туфли, и делает ко мне шаг, но запинается о стоящую у входа обувь и заваливается на меня, я едва успеваю поймать тушу в девяносто кило и сто восемьдесят роста.
– Слушай, не говори только, что ты за рулем в таком виде ехал…
Ставлю Пашку вертикально, он пошатывается и позволяет поддержать его, подталкивая к стене спиной. Забираю из его рук бухло и, а из зубов сигарету, пока в его дурной голове не мелькнула мысль, что ее надо раскурить.
– А тебе-то что, если так? – с тоской провожает взглядом бутылку, а потом опомнившись тянется к ней и я отступаю, не позволяя схватить алкоголь. – Отдай, это моё…
– Боже мой, ну ты и алкаш! Иди давай в гостиную, я чаю тебе пока крепкого налью.
Указываю Суворову в сторону дивана и тот отрицательно мотает головой и идет за мной на кухню. Включаю свет и помещение озаряется белым. Киваю в сторону стеклянного стола с молочной столешницей и Пашка падает на стул у стены и откидывается на спинку, а я ставлю на стол бутылку и сигарету рядом кладу, а потом прохожу к чайнику и, проверив сколько в нем воды, включаю кнопочку.
Поворачиваюсь к гостю и скрещиваю руки на груди, глядя на затуманенное задумчивостью лицо. Хотя задумчиво оно лишь наполовину, скорее пьяное.
– Ну давай, рассказывай, – выжидательно смотрю на собеседника и чувствую, как глаза слипаются. Спать хочется безумно, но ведь с этим надо что-то делать. – Чего нажрался?
– А что нужен повод? – вальяжно откидывается на стену, кладя одну руку на спинку стула, вторую на столешницу. В его взгляде все тот же туман, только вот мне все равно кажется, что он сканером по мне скользит. И запоминает каждую черточку. Все-таки зря я не надела под халат пижаму. Хотела спать голой, уже улеглась, но звонок в дверь спутал все карты.
– Обычно да, – отвечаю резко и поворачиваюсь к столу, потому что чайник вскипел и можно налить наконец кофе, чтобы не так тянуло спать. – Достаю из шкафа две чашки и со стуком ставлю на столешницу, а потом привстаю на цыпочки, чтобы достать кофе, но не успеваю ухватить банку, мужская рука смыкается на ней. Хочу отступить, он слишком нагло вторгся в мое личное пространство, но вдруг понимаю, что Пашка оперся на столешницу сбоку и мне не выбраться из его хватки.
Обхватываю его кисть, чтобы отвести от стола, но Суворов не позволяет этого сделать и ставя на стол банку опускает вторую руку мне на талию, подчеркивая свои намеренья.
– Трахалась с ним сегодня? – шепчет в шею, и я каменею. Тело как струна натягивается, хочется сбросить с себя чужие прикосновения, оттолкнуть, ударить за наглость, но я настолько растерялась что не сразу понимаю, что сделать сначала.
– Руки убери и отойди… – цежу сквозь зубы, но Пашка будто не слышит предостережения в моем голосе и еще сильнее стискивает талию уже обеими руками и притягивает меня к своей груди.
– Зачем, Ир… – вопрос звучит не как вопрос, а как сожаление. Он вдыхает аромат моих волос и замирает, не разжимая рук. А я все такая же каменная не могу пошевелиться. – Зачем с ним?
– Паш, убери руки от меня.
Голос срывается, в нем отчетливо проскальзывают металлические нотки, но Суворову плевать. Он пьян.
Разворачивает меня к себе лицом одним рывком и обхватывает шею рукой. Губы обдает запахом алкоголя и сигарет, и я вскидываю испуганный взгляд, натыкаясь на его затуманенный.
– Красивая ты, сука. Непонятно только, почему не ценишь себя и позволяешь использовать…
– Убери свои руки, – ударяю по запястью, и он выпускает шею из хватки и снова обхватывает талию. – И никто меня не использует, ясно? И вообще если ты сейчас же не уберешься из моего дома я позвоню Марку и расскажу ему…
Эти слова как красная тряпка для быка, но понимаю это слишком поздно. Пашка сминает халат на моей талии и рычит яростно.
– Марку похуй что сейчас происходит на этой кухне, даже если я разложу и трахну тебя на этом столе он слова не скажет, потому что ему на тебя плевать!
Эти слова режут как лезвие, кажется, будто я сделала вдох, и оно полоснуло внутри. Ударяю. Щека Суворова начинает краснеть, а он стискивает зубы, но молчит. Будто ловит кайф от этого ощущения.
– Руки убери и вон из моей квартиры! – указываю на дверь, но Пашка не обращает внимания на мои попытки. Глазеет прямо в разъяренное лицо с очень странным выражением. Боли? Сожаления? Нежности?
– Ты не сможешь его переделать, – обхватывает мое лицо руками и поглаживает скулы, а у меня внутри все переворачивается от ненависти.
– Он вообще-то твой друг! – огрызаюсь сердито, и Суворов вздыхает и качает головой.
– Только это и сдерживает меня сейчас…
